Кентерберийские рассказы

«Боюсь, они не спасутся. Не спрашивай меня, почему. Я не могу раскрывать все тайны Господа. Достаточно тебе знать, что мы с тобой и с Алисон спасемся от наводнения. Ты был бы безумцем, если бы не хотел спастись. Так что давай поторапливайся. Ах да! Вот еще что. Когда найдешь эти три лохани, подвесь их повыше, привязав к стропилам, да так, чтобы никто не проведал, чем это мы заняты. Когда покончишь с этим, запасешь еды и питья вдоволь, тогда бери топор. Нам он понадобится, чтобы обрубить веревки, когда настанет время отчаливать. А еще нужно проделать отверстие под самой крышей, над стойлом, с той стороны, что глядит в сад, так чтобы мы могли без помех поплыть, когда ливень прекратится. Тогда мы поскачем по волнам – весело, как белая уточка вслед за своим селезнем. А потом я прокричу вам: „Эй, Алисон! Эй, Джон! Воспряньте духом. Потоп скоро прекратится“. А ты мне прокричишь в ответ: „Доброе утро, Николас! Я тебя опять вижу. А вот и новый день!“ И тогда мы станем хозяевами всего мира – как Ной и его жена.

Вот о чем еще я должен тебя предупредить. В ночь бури, когда мы спокойно заляжем в своих корытах, мы должны держать язык за зубами. Мы будем молиться молча. Такова Божья воля. Ты и твоя жена должны держаться подальше друг от друга, чтобы вас не одолело искушение согрешить с ней взглядом, словом или делом. Этого тоже требует Бог. Ты понимаешь? Завтра вечером, когда остальной мир погрузится в сон, мы тайком заберемся в наши бадьи. В наши ладьи. Будем тихонько сидеть там и ждать Божьей милости. Вот и все. А теперь ступай. У меня нет больше времени на разговоры. Как гласит старинная пословица: „Меньше слов – мудрее дело“. Уж теперь-то ты достаточно умудрен, больше мне тебе сказать нечего. Ступай же и спасай нас. Это моя последняя просьба».

И неповинный плотник пошел прочь, вздыхая и охая. Конечно, он сразу все выложил Алисон, взяв с нее слово, что она будет молчать, как камень, – но он мог бы и рта не раскрывать. Она и так все знала и отлично понимала, чтó задумал Николас. Но, разумеется, она прекрасно сыграла свою роль: принялась плакать и рыдать, как и положено.

«Увы нам! – восклицала она. – Иди же и делай все, как сказал тебе Николас! Помоги нам спастись. Иначе все мы обречены погибнуть! Погибнуть! Я ведь твоя верная и преданная жена, венчанная в церкви. Ступай же, дорогой муженек. Ради бога, позаботься о нашем спасении!»

Какая это мощная сила – чувство! Верно ведь говорят, что человек может умереть от фантазии, если она поражает его ум. И вот уже глупый старик весь дрожит, весь трясется. Он видит перед собой волны и бурное море; он видит, как вновь на земле – Ноев Потоп; он видит, как волны швыряют вверх-вниз труп Алисон. Он плачет и рыдает, он всхлипывает и вздыхает, он пускает пузыри и вопит. Потом он успокаивается и идет покупать три больших корыта, о каких говорил Николас. Когда их втайне доставили в дом, он подвесил их веревками к потолочным балкам. Затем собственными руками сколотил три лестницы, по которым всем троим предстояло взобраться в эти лохани. Он ведь, как-никак, плотник! Затем складывает провизию во все три бадьи – столько хлеба, сыра и кувшинов доброго эля, чтобы хватило на сутки. Однако, прежде чем взяться за все эти приготовления, он отослал Джилл и Робина под каким-то предлогом в Лондон. А затем, в понедельник, под вечер, за несколько часов до предсказанного Николасом потопа, плотник задул свечи и запер дверь. В гробовом молчании все трое залезли вверх по лестницам и устроились в корытах – каждый в своем. Так они помолчали несколько минут, а потом Николас прошептал:

«Прочитаем про себя „Отче наш“, а потом – молчок».

«Тс-с», – сказал Джон.

«Тс-с», – сказала Алисон.

И вот плотник пробормотал себе под нос молитву, а потом застыл как истукан. Он всё прислушивался – не начинается ли дождь. Но за день он так устал – сколько хлопот, сколько работы! – что в сумерках крепко уснул. Он храпел и мычал во сне. Постель была не очень-то удобна, что и говорить. Но Николасу и Алисон эти звуки показались приятной музыкой. Оба тихонько прокрались вниз по лесенкам и, в тишине и в спешке, отправились в спальню плотника. И вскоре оттуда стали доноситься совсем другие звуки – вздохи и вскрики удовольствия, частое дыхание и стоны. Николас и Алисон наслаждались друг другом всю ночь. Да что там – они провозились в постели до самой зари, пока не зазвонили церковные колокола и не начали петь монахи в хоре. Любовники слышали их голоса.

Так вот. А помните ли вы про Абсолона – приходского служку, охваченного напрасной любовью? В тот понедельник он отправился в аббатство Осней в обществе нескольких других молодых клириков, и все были в праздничном настроении. По совершенной случайности он встретил знакомого певчего, который там жил, и спросил его про старого плотника (Абсолона всегда занимала эта семья). Когда они выходили из церкви, певчий сказал: