Кентерберийские рассказы

– Если хотите, – сказал он Повару, – я готов рассказывать вместо вас. Если наши собратья-паломники не возражают и если позволит наш Хозяин, то я могу приступить к рассказу хоть сейчас. А вы, мне кажется, в неподходящем состоянии. Вы совсем бледны. Вы в оцепенении. А еще, надо сказать, изо рта у вас ужасно разит. Да вам просто дурно.

Тут Эконом повернулся ко всем нам:

– Да, сэры, можете не сомневаться, я не стану ему льстить. Вы только поглядите, как он зевает. Посмотрите на этот раззявленный рот – как будто он всех нас проглотить собрался! Закройте-ка рот, приятель. А то этот смрад нас всех отравит. Может, у вас там внутри дьявольское копыто? Ну и зловоние! Вот так доблестный всадник! Может быть, хотите на турнире сразиться? Или на кулаках побиться? Куда там! Вы до того пьяны, что и пукнуть не сможете.

Эта речь взбесила Повара. Он тряс головой, жевал губу, злобно таращился на Эконома. Но был слишком пьян, чтобы хоть слово сказать. Язык у него не ворочался. А потом он свалился с лошади. И беспомощно шлепнулся в грязь, но кое-кто из паломников попытался поднять его. Его долго толкали и пихали, тянули и тащили, прежде чем снова усадили в седло. Хоть он и был бледен, как призрак, но весил, как тяжеленный бурдюк. Лучше бы он только брюхо набивал, а к бутылке не прикладывался! Тогда он хотя бы на лошади ловчее сидел.

Гарри Бейли подъехал к Эконому.

– Сами видите, до чего он пьян! Он не лучше моей лошади может рассказывать истории. Не знаю уж, что он пил – эль или вино, результат налицо. На лице то есть. Он лыка не вяжет. Слышите – он еще и чихает? Простыл, видать. Куда ему – в седле держаться да еще разговаривать при этом! Он по прямой едва может ехать. Если во второй раз свалится, тяжеленько будет его поднимать! Так что вы, сэр, замените его, пожалуйста. Расскажите нам что-нибудь. Но, прежде чем вы начнете, хочу вам кое-что сказать. По-моему, зря вы его честили при всем народе. Когда-нибудь он еще отплатит вам – выставит вам свой счет. Станет придираться к вашим отчетам или обвинит в растрате. Я же знаю: у вас есть с ним общие дела. Порой из-за малых пустяков возникают большие неприятности.

– Боже упаси! Верно, конечно, вы заметили, что к любым мелочам можно придраться. Уж лучше я за его лошадь заплачу, чем стану с ним в судейские тяжбы ввязываться. Я вовсе не хотел его оскорбить. Просто пошутил немного. И знаете еще что? Я сумею с ним примириться. У меня в котомке фляга доброго рейнвейна. Может, повеселимся? Посмотрим, как Роджер Уэрский в один миг все высосет. Поглядим – прав я или нет? Уж от выпивки он ни за что не откажется!

Эконом не ошибся. Повар взял флягу и одним махом осушил ее до дна. Конечно, вино ему было ни к чему – он ведь и так порядочно нализался. Потом он вернул пустую флягу Эконому и, еле ворочая языком, поблагодарил: «Храш-шо!»

Наш Трактирщик расхохотался.

– Я понял! – сказал он. – Теперь всегда и повсюду будем таскать с собой винцо. Вино – вот главное снадобье! Оно превращает драки и споры в полюбовные пирушки. О Бахус, бог вина, благословенно имя твое! Ты даже заклятых врагов превращаешь в закадычных друзей. Отныне я буду поклоняться тебе! Ну что ж, сэр Эконом, мы готовы вам внимать. Начнете рассказ?

– Начну. С удовольствием.

Рассказ Эконома

Здесь начинается рассказ Эконома о вороне

– Когда Феб жил на земле, как рассказывается в старинных книгах, он был самым доблестным рыцарем и веселым удальцом. И самым искусным лучником. Это он убил змея Пифона, когда это чудовище спало в лучах солнца. Совершил он и много других подвигов с помощью своего лука. Обо всем этом можно прочитать в старинных книгах.

Кроме того, Феб был искусным музыкантом и умел играть на любых инструментах. Его сладкоголосое пение всех восхищало. Даже Амфион, знаменитый царь Фив, который звуками своих песен заставил камни подняться с земли и сложиться в городские стены, не мог сравниться с Фебом. Он был и самым красивым из всех, кто когда-либо жил на земле. Стоит ли подробно описывать его красоту? Довольно будет сказать, что он был бесподобен. Этот рыцарь непревзойденной славы был чрезвычайно учтив. Феб, этот цвет рыцарства, никогда не расставался с луком: лук был знáком его победы над Пифоном. Но, конечно, он искал новых подвигов и приключений.

Дома у него тогда жила ворона. Он держал ее в клетке. Птица эта, кстати, была белой, как лебедь. Она была белее снега, белее ягнячьего руна. Феб пестовал эту ворону, он научил ее разговаривать – да так хорошо, что та могла подражать голосу любого мужчины и любой женщины. Да и пела ворона очень приятно – слаще соловья. Заслушаться можно было.