Ну что за умелый парень! Вот кто действительно супербоец. В драке он наводил ужас, соединяя отточенное искусство мастера, коего я одолел едва-едва, и чудовищную мощь исполина, выигравшего у меня с изрядным запасом. А такая техника мне и в кошмаре не снилась. Все, что я мог тут, это обороняться. И «гюрзу» я просто не успел бы достать. А если б успел, не сумел бы применить, – куда стрелять, в кого? Где ты, родной, постой секунду!
Я уже ничего не понимал и мало что чувствовал. Возможно, мой Зверь, с коим я было распрощался, опять сорвался с цепи – я не знаю. Скорее, что так, иначе у меня вовсе не осталось бы шансов. Весь этот жуткий, безумный, отчаянный бой проходил словно бы вне меня, без участия моего сознания, а колошматили словно бы другого. И приборы тут не спасали. Даже при лучшей настройке мой противник выглядел смазанным, точно испорченный кадр. Нападал он будто отовсюду, растворяясь в воздухе и вновь возникая, – я едва успевал вертеться, отбивая удары, точно меня окружила стая. Китайским мечом вражина чаще рубил, пользуясь немалой его массой, а вот крис вытворял, что хотел, даже в таком хилом свете сверкая не хуже архангельского клинка.
А когда страшным напором – даже не мечей, а той плотной, вполне вещественной волны, которую они создали впереди невиданного бойца, – меня вынесло в закрытое окно, я воспринял такой исход как избавление. Слава богу, это сумасшествие кончилось. Еще минута – и я сам опустил бы мечи: нате вам, жрите!.. Даже мой Зверь, похоже, поджал хвост – впервые на моей памяти.
Падая спиной вперед, я еще увидел, как против окна зависла «стрекоза», разразясь длинной очередью, от которой из остатков рамы летели щепки и саму вертушку мотало, как под ветром, – но что творилось внутри комнаты, даже «стрекоза» вряд ли различала. Сомневаюсь, что супербоец стал дожидаться ее пуль, но хоть за мной не последовал – уж его не устрашила бы высота. И когда я успел вызвать подмогу? Или это был не я? Господи, спаси!..
Уже возле земли я ухитрился извернуться, рухнув на четвереньки, и все равно столкновение с грунтом потрясло точно взрыв, расплескавшись по всему телу. С разных сторон доносились потревоженные голоса, где-то, пока в отдалении, мелькали суетливые огоньки, наверху исходила последними патронами «стрекоза». Всё, кончен бал. «И комиссары в пыльных шлемах…» Ведь добьют, гады!
А потом ночь придвинулась ко мне, затемняя глаза, ватой набивая уши. И мышцы точно из ваты. Не уползти…
– Свободен, – еще смог пробормотать я. – Свободен наконец!..
Глава 12
Сознание медленно возвращалось, но перед глазами не становилось светлее, сколько я ни таращил их. Шарахнуло-то меня крепко, особенно головой. (И это через шлем, а?) Но вряд ли настолько, чтобы лишить зрения, – к тому же болел больше затылок. Видать, им-то я и вышибал оконную раму.
Зато я отчетливо чуял траншейный смрад, еще не успевший выветриться из памяти, а по пальцам ползла какая-то мерзость, щекоча ножками, – я едва сдержался, чтобы не стряхнуть ее. Потому что в здешнем букете я различил запах живой плоти, тоже не благоухающей, а затем расслышал осторожный вздох, будто кто-то терпеливо дожидался моего пробуждения.
По крайней мере пут на себе я не ощущал, а из всех синяков, ссадин и шишек, которые накопил за последние часы, сильнее всего ныла та самая, на затылке. Незаметно я напряг и отпустил мышцы: переломов, похоже, нет, и слабость почти ушла. В бедро вжимался клинок, под мышкой ощущался ствол. Как же они выпустили меня – живым, да еще с оружием? Или в том и смак, чтобы добить в этой вонючей норе? А потом сбросить в выгребную яму.
Как там, у еще живого классика: «подобные мускулистые игры должны бы окутываться флером улыбки». Щас!.. Мне только флера не хватало, не говоря об улыбке.
– Вы не бойтесь, – прошелестел вблизи детский голос. – Тут никого нет.
Напряжение схлынуло, хотя не до конца. Устами младенца… Если бы!
– Как же… – Я прокашлялся, чтоб устранить хрип. – Как же никого – а ты? Кто ты вообще?
– Вы не узнали? – В голосе невидимки проступила обида. – Я Девятка из Крапчатой Колоды – не помните?
Разумеется, я помнил: белобрысый мальчуган, тихий и добрый, постоянно таскающий за пазухой какую-то живность. Миловидное лицо пацана уродовали шрамы, один даже рассекал верхнюю губу. Однако это не портило его улыбки, а улыбался Девятка непрерывно, точно блаженный. Бог знает, что пришлось ему пережить и откуда приплыл он в Колоду, но разговаривал малыш не как ползуны. Что называется, «мальчик из интеллигентной семьи». И кто ж разукрасил его – случаем, не папа-интеллигент?
– Лёха? – спросил я. – Ты почему здесь?
Сейчас скажет: «Стреляли!» – представил я и наконец стряхнул с руки незримую тварь, передернувшись от омерзения. Затем приподнялся на локтях и коленях, убравшись подальше от пола, и в такой странной позе принялся настраивать забрало, надеясь, что оно еще фурычит.
– Меня Туз послал разведать, – сообщил Леха.
– Разведчики, – фыркнул я. – Вас тут не хватало. Говорил же: аккуратно!.. Кстати, не заметил, кто меня сбросил сюда?