Кентавр на распутье

Скривив губы, он взирал на меня, точно на блоху, хотя при его росте даже с пьедестала трудно глядеть свысока. Внешне-то Калида остался, каким я помнил: низеньким, пухлым, с невыразительным щекастым лицом, обрамленным шкиперской бородкой. Но в глазах появилась пронзительность, будто он уже налился властью по брови и теперь изливал ее через взгляд. И зубы стали как у акулы, крупные да блестящие, – а ведь прежде гнили через один. Он даже помолодел, хотя с последней нашей встречи прошло немало лет. На самом-то деле звали его Игорь, и с имечком этим мне не везло с детства, будто на него наложили проклятие.

– Убивать пришел? – спросил Калида фальцетом и захихикал довольно-таки мерзко, словно желал утвердить меня в этом намерении. – Ведь ты не состоишь в гильдии – у тебя и права нет!

– Назрела необходимость, – пояснил я сурово. – Уж извини.

– Может, поговорим? – предложил он. – Не бойся, нам не помешают.

– Если вздумал купить меня или запугать, не трать слов. И про трудное детство не трынди – поздно тебя жалеть.

Хамил я не от избытка смелости. Подобным типчикам за чужим бесстрашием чудится сила. Тут уж кто кого сильнее напугает.

– Хочу просветить, – объявил Калида важно. («Слушайте, слушайте!») – Но сперва скажи, кто тебя науськал? Ты так стараешься мне напакостить!

– Когда «так стараются», делают для души, – пояснил я. – А кто проплачивает, не твоего ума дело.

– Будто я не знаю: Аскольд!

Тогда зачем спрашивать?

– А почему не Грабарь? – пустил наудачу. – Ты ж подстрелил его сынка!

– Кто – я? – изумился толстячок с чрезмерной экспрессией.

– Или я работаю на федералов – такое тебе не приходило в голову? Откуда, по-твоему, моя оснастка?

Вот это Калиду проняло – оторопев, он даже захлопал ресницами.

– Ведь ты методист, – возразил он неуверенно. – Все знают!

– А вы – жмоты, – парировал я. – На вас разве заработаешь много?

Я не слишком надеялся, что блеф сработает, но Калида вроде бы заглотнул наживку. Наверно, высокое покровительство вполне объясняло ему мое нахальство.

– Я ж говорил, – сказал он почти довольно, – нам есть что обсудить.

Движением ладони главарь велел своим истуканам отступить к самой стене, демонстрируя доверительность, и указал на креслице, притулившееся возле его пьедестала. Ага, щас! Не хватало мне сюрпризов с люками, распахивающимися в полу.

– Не хочу скрывать: ты симпатичен мне, – произнес Калида. – Мне вообще нравятся люди, почитающие правила.

– Еще бы, – поддакнул я. – Они ведь дают тебе такую фору!

– Но ты сильно промахнулся, выбирая хозяина, – продолжал он, будто не слыша. – Аскольду недолго осталось корчить из себя державного князя. Грядут перемены, после которых ему уготована скромная роль.

Ну прямо мысли мои читает!.. Привалясь спиной к стене, я приготовился к длинной лекции. Калида славился умением подолгу и со вкусом трепаться ни о чем, но, может, теперь в его речах прибавилось смысла?

Сперва-то, как и встарь, он излил на меня немало мутной воды. Затем прорезалось новое – я даже стал вслушиваться.

– Человечество вырождается, – убежденно вещал толстячок, будто знал это по себе. – Оно сделалось беззубым и бессильным, разучилось бороться за выживание. Требуется порода хищников, вожаков, чтобы встряхнуть это стадо. И численность его пора сокращать, пока не разразился всеобщий голод. Или за дело не принялась старушка-Земля. Знаешь, что делает пес, когда ему досаждают блохи? Неспроста ж последнее время так разгулялись стихии!

Надо ж, и этот подвел базу под свое скотство. А замах каков! Человечество, никак не меньше.

– Затем и устраиваешь свои шоу? – спросил я. – Чтоб выявить хищников. Но те пожирают скот, а вожаки ведут за собой. По-твоему, нет разницы?

– Можно жрать слабых и больных, а прочих гнать на сочные пастбища, – осклабился Калида. – Пора, пора заняться селекцией! Для общего блага.

– Может, начнем с тебя?

– Думаешь, это я слабый? – Он снова ухмыльнулся, будто рассчитывал меня крепко удивить.

– Что больной – точно. Психушку давно не навещал?

Вот теперь я действительно бил по больному: в юные годы Игорек попадал туда не однажды. До истоков я не докопался, но подозревал, что причина в маменьке, слишком возлюбившей единственное чадо. Обычно на такие напоминания психи реагируют бурно, но этот и бровью не повел.

– А что, – заметил он радостно, – там собраны недурные болванки. Вон и Алмазин не брезгует!

– Еще бы. Куда ж дерьму стекать, как не в клоаку?

Калида энергично замотал головой, даже ладонью похлопал по локотнику: «Ты не прав, Вася!» Он не научился еще говорить как Аскольд, веско и без суеты, и не пропитался могуществом, точно силой. Хотя звонил складно. Ученый же человек – из универа выперли.

– Не путай божий дар с… тем самым, – призвал он. – Помянутые мной болванки не отходы, просто – иная порода. Так уж ребята устроены, и что? Надо же быть терпимей!

– К людоедам, что ль, к серийщикам? Не эти «болванки» ты разумеешь?