В следующие выходные Гриша корчевал пни на своём участке, готовил площадку для дома. Душа ликовала, что всё складывалось удачно. И тут появились из леса две женщины, те самые. Не поздоровавшись, одна из них вопрошала:
— Ты что это, новоселец, воровством-то занялся. Камень украл, не успев ещё обжиться.
— Да не крал я вашего камня, — воскликнул обескураженный Гриша, — ей-богу, не крал!
— Ты ещё перекрестись! Камня-то нету, без подъёмного крана тут, видно, не обошлось. Мы уж думали: ты в лес машиной его оттащил. Так не нашли мы его и в лесу.
Разговор перешёл в более спокойное русло. Оказывается, камень раньше лежал за воротами участка деда Ивана. И без его разрешения был мужиками по просьбе женщин выкачен на дорогу. А дедко, приехав на дачу и узнав всю эту историю с камнем, очень-очень расстроился и требует с женщин две бутылки водки. Раз камень украли — он стоит денег!
— Да, за всё надо платить! — патетически воскликнул Григорий. — Передайте вашему дедуле, что камушек его цел и невредим. Находится он у хозяйских ворот со стороны дороги. Только малость прикопан, чтоб не запинаться. Желаю деду выгодно продать своё достояние.
На том ссоре и был положен конец.
БОЛЕЗНЬ ИЗ АФРИКИ…
Гриша в одиночку строил свой дом. Из сухого задубевшего бруса делать это было легко и без помощников. В выходные приезжала из города жена Настя, варила на костре суп, кормила муженька, судачила с соседками. Иногда помогала Григорию поднять на стену брус. Пришло время ставить стропила. И, к Гришиному счастью, в гости к нему приехал из деревни племянник Савелий, двадцатилетний парень — косая сажень в плечах.
Со стропилами управились за день, решили заночевать на даче. Но, как назло, к вечеру задождило. Подул холодный ветер. А дело-то было в сентябре. Сосед Фёдор Иванович, собравшийся в город, предложил Григорию переночевать у него. Зачем, мол, мёрзнуть в холодном недостроенном доме без застеклённых окошек?
Фёдор Иванович уехал. Гриша с Савелием быстро отогрелись в добротном доме у пылающей печки. Сели ужинать, достали бутылочку. Выпили, закусили. Пошёл неторопливый разговор. Племянник рассказывал о деревенском житье-бытье, о родственниках. Гриша и сам был родом из деревни, там осталась его первая любовь. Рассказ Савелия взбудоражил Гришино сердце. На душе отчего-то стало тоскливо и неуютно. Вспомнилось босоногое детство, сенокос, ночёвки у костра, лежание с ружьём на косачином току, утренняя рыбалка со свежей ухой…
Гриша встал из-за стола, прошёл за печку. Там у соседа стояла тридцатилитровая фляга с бражкой, из которой Фёдор Иванович не однажды его угощал. Прижавшись ухом к тёплой ёмкости и услышав знакомое урчание, Григорий повеселел.
— А что, племяш? Говорят, когда пьёшь, то грани между стопкой и гранёным стаканом постепенно стираются.
Выпив по банке из бидона, родственники спели «Рябинушку» и решили укладываться. Назавтра надо было крыть крышу на доме.
Гриша проснулся первым, весь в поту. Голова была чугунной. Творилось что-то неладное и в животе. Сидел полчаса в туалете. Неужели с бражки? — недоумевал он. У Савелия от вчерашнего голова не болела. Наоборот, он был весел и всё поторапливал дядю, быстрей, мол, закроем крышу и — в город, вечером у него поезд, ехать домой надо. Но работу всё-таки пришлось прервать.
— Давай-ка, Савва, поедем в город, — сказал Григорий племяннику. Не зря говорится, что после встречи с «зелёным змием» появился не один дурак. Всё из-за бражки, не нагулялась, видно. А с крышей я и один управлюсь. Вот стропила одному было бы не поставить.
На том и порешили. Вернулись в город. Вечером племянник уехал в деревню, а к Григорию пришлось вызывать «скорую», которая увезла его с высокой температурой в инфекционную больницу. Это было ещё не так страшно, но своей внезапной болезнью Гриша всю семью на голову поставил: Настю и двух дочек заставили сдать анализы.
Врачи не сразу распознали заболевание, ставили диагноз тропической лихорадки. Только через несколько дней пожилая докторша объявила: «У вас, Григорий Иванович, иерсиниоз, заболевание довольно редкое». Потом неожиданно спросила: «Не ездили ли вы случаем в Африку?»
— Вы что, смеётесь? — ответил ей Гриша. — Если моя дача находится в Африке, то, несомненно, я — африканец, целый месяц я там прожил, дом построил, вот крышу только не успел докрыть.
Потом в палату к Григорию приходили студенты, всё выпытывали, как он умудрился заболеть такой редкой болезнью, дивились, видя перед собой человека с «африканским» заболеванием. Грише от такого внимания становилось приятно. Надо же, не его бы болезнь — эти студенты и студенточки так и не имели бы живого наглядного примера, а там ещё неизвестно, какими бы врачами стали.
Соседу по палате Григорий говорил: «Ха-ха, болезнь из Африки, где плавали сухарики». А лечащему доктору сказал, что стакан некипячёной воды выпил с жару. Да, по сути, так и было. Воду-то сосед для самогонки брал прямо из пожарного водоёма, из болота. И водицу ту не кипятил.