Я наклоняюсь, хватаю полотенце, лежащее рядом со мной, и бросаю его ей, затем отворачиваюсь, поправляя очевидную выпуклость на своих плавках.
— У тебя получается лучше, — говорит она. — Может быть, ты сможешь стать морским котиком или кем-то в этом роде.
— Блять, — я практически выплёвываю это слово. — Разве это не было бы подножкой? Голова полковника взорвалась бы.
— Почему? — спрашивает она.
Я бросаю на неё взгляд через плечо, и она снимает с головы купальную шапочку и встряхивает волосами.
Я не могу продолжать приходить сюда вот так, тусоваться с ней, разговаривать с ней, как будто мы друзья. Не с учётом того, что она начинает мне нравиться. И определённо не с тем, как я на неё смотрю.
— Полковник — это сухопутные войска до мозга костей, — отвечаю я. — Он считает всё остальные ветви низшими. Разве ты не знаешь? Ему бы понравилось, если бы я пошёл в пехоту.
— Это то, что ты хочешь сделать?
Я поворачиваюсь, удостоверяясь, что прикрываю свои причиндалы полотенцем. Я всё ещё так чертовски возбуждён, что едва могу думать, а Эддисон хочет поговорить о моей жизни и моём чёртовом будущем.
— Ты собираешься спросить, что я хочу сделать?
Она выглядит застигнутой врасплох:
— О чём ещё я могла бы спросить?
— Не знаю, — говорю я. — Похоже, больше никому нет до этого дела. Ты делаешь то, что хочешь делать?
Эддисон смеётся.
— Мне пятнадцать, — говорит она. — Я звезда.
— На самом деле это не ответ, — молвлю я.
Она просто пожимает плечами:
— Эй, могу я тебя кое о чём спросить?
— Я не знаю. Ты не так уж хорошо умеешь отвечать на вопросы.
— Это не связано, — говорит она. — Мне нужна услуга, раз уж я тебе помогаю.
Я склоняю голову набок:
— Ты помогаешь мне?
— Я учу тебя плавать, придурок.
— Придурок? — спрашиваю я. — Сколько тебе лет, двенадцать? Продолжай, я хочу услышать, какого рода одолжение нужно от меня Эддисон Стоун.
— Мне нужно, чтобы ты научил меня водить машину.
— Ты ещё не умеешь водить машину? — спрашиваю я. — Тебе исполнится шестнадцать через… сколько?
— Четыре месяца, — говорит она. — Я была в туре, а моя мама была… — её голос затихает.
— Занята с моим отцом, — договариваю я, вздыхая.
— Ты не обязан, — говорит она, очевидно, неправильно истолковав мой вздох как нежелание. Я думаю, на самом деле это не было бы неправильным толкованием. Я не хочу проводить наедине с Эддисон больше времени, чем это необходимо. Я продолжаю спускаться к бассейну по ночам, хотя и знаю, что это игра с огнём. Эддисон действует мне на нервы. Это Эддисон, с которой я разговариваю обо всём здесь, у бассейна. Я с нетерпением жду встречи с Эддисон каждый вечер, словно по часам, и с ней я отказываюсь от свиданий, просто чтобы продолжить наши уроки плавания. Эддисон — единственная, с кем я говорил о смерти моей мамы, о том, какой придурок мой отец. Это Эддисон, с которой я всё время хочу поговорить.
И это грёбаная проблема.
Мне нужно выбросить её из головы. Есть сотня разных девушек, с которыми я могу переспать, девушек, которые не живут со мной в одном доме. Девушки, которые не являются моими сводными сёстрами. И я трахался с ними. Просто я вижу лицо Эддисон, когда оказываюсь в их постелях. И это имя Эддисон у меня на устах.
— Всё в порядке, — вру я.
— Не делай этого, если не хочешь.
— Я сказал, что всё в порядке. Мы начнём в эти выходные. Но если ты испортишь мою машину, ведя отстойно, то купишь мне новую.
На лице Эддисон расплывается улыбка, и она протягивает мне руку для рукопожатия:
— Хорошо. Договорились.
***
Я снимаю рубашку, когда вхожу в квартиру, осторожно закрывая за собой дверь. Сейчас пять утра, и я чувствую себя энергичным, несмотря на все мои усилия измотать себя до чёртиков.
Я напоминаю себе, что мне следовало бы вести себя скорее, как телохранителю, даже если это не какая-то обычная работа по обеспечению безопасности. По словам полковника «реальной угрозы безопасности нет». Я прославленная няня, и этим всё сказано. Это также необычная ситуация, потому что это Эддисон.