Кенилворт

Во время этой новой приятной прогулки граф то и дело поддерживал королеву, когда широкие ступени, излюбленное в те времена украшение садов, вели их с террасы на террасу, от одного цветника к другому. Заметив, что королева не нуждается в их услугах, придворные дамы из благоразумия, а возможно, из тайного желания, чтобы в подобных случаях с ними поступали так же, держались на почтительном расстоянии. Ни на минуту не теряя королеву из вида, они не вмешивались и не нарушали беседу Елизаветы с графом, который был для нее не только радушным хозяином, но и самым доверенным, почитаемым и любимым слугой. Придворные дамы довольствовались тем, что восхищались этой блистательной парой, сменившей придворные туалеты на не менее роскошные охотничьи костюмы.

Лесной наряд Елизаветы из бледно-голубого шелка с серебряными кружевами и вышитыми серебром наконечниками копий, напоминающий одеяние древних амазонок, как нельзя лучше шел к ее высокому росту, благородной осанке, тогда как в обычном дамском платье она проигрывала из-за того, что долгая привычка повелевать сделала ее манеры чересчур мужественными. Темно-зеленый охотничий костюм Лестера, богато отделанный золотом и украшенный яркой перевязью, на которой висели рог и охотничий нож вместо шпаги, так же безупречно сидел на нем, как и все другие наряды. Граф был так хорош собой и так прекрасно сложен, что всегда казался созданным именно для того костюма, который был на нем в данную минуту.

Подробности беседы Елизаветы с ее фаворитом не дошли до нас. Но наблюдавшие за ними издали (а, как известно, глаза придворных дам и кавалеров отличаются необыкновенной зоркостью) заметили в движениях и взглядах Елизаветы столь не свойственные ей нерешительность и нежность. Походка ее не только замедлилась, но и стала неровной — явление дотоле небывалое; глаза ее были потуплены, и чувствовалась робкая попытка отстраниться от своего спутника, что у женщины нередко служит признаком стремления скрыть совершенно противоположный порыв.

Графиня Рэтленд, отважившаяся подойти к ним ближе всех других, утверждала даже, что заметила в глазах Елизаветы слезы и румянец на ее щеках. «Но это еще не все, — продолжала графиня, — она потупилась, чтобы не встретиться со мной взглядом, она, которая не опустила бы глаз перед львом».

Нетрудно догадаться, к какому выводу могли привести эти наблюдения, и нельзя сказать, чтобы вывод этот был вовсе лишен оснований. Разговор наедине между двумя лицами разного пола часто решает их судьбу, принимая оборот, которого они иногда и сами не ожидают. Ухаживание начинает смешиваться с беседой, а любовь и страсть постепенно смешиваются с ухаживанием. В такие минуты вельможи, как и простые пастухи, высказывают больше, чем намеревались, а королевы, подобно деревенским девушкам, слушают дольше, чем следовало бы.

Тем временем во дворе ржали кони, в нетерпении грызя удила, псы заливались на сворах, а стрелки, лесничие и егеря жаловались, что уже выпала роса и потому трудно выследить зверя. Но Лестер затеял охоту совсем другого рода или, вернее говоря, увлекся ею непреднамеренно, как пылкий охотник, который бросается за собаками, случайно перерезавшими ему дорогу в погоне за дичью. Королева — образованнейшая и красивая женщина, гордость Англии, надежда Франции и Голландии, гроза Испании — выслушивала с большей, чем обычно, благосклонностью его романтические любезности, которые очень любила; граф же, движимый тщеславием или честолюбием, а быть может, и тем и другим, становился все красноречивее, пока наконец не заговорил языком настоящей любви.

— Нет, Дадли, — сказала Елизавета, и голос ее задрожал. — Нет, я должна быть матерью моего народа. Узы, составляющие счастье простой девушки, запретны для ее повелительницы. Нет, Лестер, ни слова больше… Будь я свободна в выборе своего счастья — тогда, конечно… Но это невозможно… невозможно. Отложите охоту — отложите на полчаса… И, прошу вас, оставьте меня, милорд.

— Как, оставить вас! — воскликнул Лестер. — Стало быть, вас оскорбило мое безумие?

— Нет, Лестер, не в том дело! — поспешно ответила королева. — Но это безумие, и оно не должно повториться. Ступайте… но не уходите далеко… А пока пусть никто не нарушает моего уединения.

Выслушав ее, Дадли низко поклонился и медленно, печально отошел. Королева некоторое время стояла, глядя ему вслед, а затем прошептала про себя: «Если бы это было возможно… если бы это только было возможно! Но нет… нет… Елизавета должна быть супругой и матерью одной только Англии».

В этот момент королева услышала чьи-то приближающиеся шаги и, чтобы избежать встречи, завернула в тот самый грот, где скрывалась ее злополучная и все же более удачливая соперница.