— Ты просто глуп, любезный, — резко оборвала его графиня. — Или ты полагаешь, что можешь плести мне всякий вздор из-за того, что я покупаю твои негодные товары по жульническим ценам? Слыхано ли, чтобы душевные страдания исцелялись средствами, предназначенными для тела?
— С вашего милостивого разрешения, — сказал Уэйленд, — я честный человек и продавал товары по честной цене. Что же касается этого драгоценнейшего снадобья, то, рассказывая о его свойствах, я ведь его вам не навязывал, так зачем же мне было лгать? Я не утверждаю, что оно может исцелить укоренившуюся болезнь души, над которой властны только бог и время, а говорю лишь, что это зелье избавляет от сердечной тоски, от меланхолии, томящей душу. Я уже многих вылечил этим средством и при дворе и среди горожан, а совсем еще недавно помог мистеру Эдмунду Тресилиану, уважаемому джентльмену из Корнуэлла, который, говорят, из-за несчастной любви впал в такую меланхолию, что друзья опасались даже за его жизнь.
Он умолк, и леди некоторое время тоже не произносила ни слова, а потом спросила тоном, которому тщетно пыталась придать выражение равнодушия и спокойствия:
— Джентльмен, о котором ты говоришь, теперь чувствует себя хорошо?
— Неплохо, госпожа, — ответил Уэйленд, — по крайней мере на телесные недуги не жалуется.
— Возьму-ка и я немного этого зелья, Дженет, — сказала графиня. — У меня тоже иногда бывают приступы черной меланхолии.
— Нет, госпожа, не надо, — запротестовала Дженет. — Кто поручится, что лекарства, которые продает этот человек, безвредны?
— Я сам поручусь, — отозвался Уэйленд и, взяв порцию зелья, проглотил ее у них на глазах.
Графиня купила то, что осталось, и дальнейшие возражения Дженет только укрепили ее настойчивость. Она даже приняла первую дозу и сразу же объявила, что на сердце у нее стало легче, а на душе спокойнее — результат, существовавший, видимо, только в ее воображении. Затем графиня собрала покупки и бросила свой кошелек Дженет, велев ей подсчитать сумму и уплатить разносчику. Сама же, слегка устав от развлечения, которое вначале доставила ей беседа с ним, пожелала ему доброй ночи и беззаботно направилась к дому, лишив, таким образом, Уэйленда возможности поговорить с ней наедине. Однако он решил попробовать объясниться хотя бы с Дженет.
— Девушка, — сказал он, — судя по твоему лицу, ты любишь свою госпожу. Она очень нуждается в услугах преданного друга.
— Я и служу ей, — ответила Дженет. — Но в чем дело?
— Девушка, я не совсем тот, кем кажусь, — продолжал разносчик, понижая голос.
— Тем меньше оснований считать тебя честным человеком.
— Напротив, — ответил Уэйленд, — ведь я не разносчик.
— Уходи отсюда сейчас же, или я позову на помощь, — вскричала Дженет. — — Ах, если бы мой отец вернулся поскорее!
— Не спеши, чтобы после не пришлось каяться. Я один из друзей твоей госпожи. Ей нужно иметь их куда больше, а ты собираешься погубить даже тех, какие у нее есть.
— Почем я знаю, что ты говоришь правду?
— Взгляни мне в лицо, — сказал Уэйленд Смит. — Разве по моим глазам не видно, что я честный человек?
И в самом деле, лицо его, хотя и не отличалось красотой, ясно выражало острый ум и находчивость, что в сочетании с живыми блестящими глазами, хорошо очерченным ртом и приятной улыбкой часто придает благородство и привлекательность чертам обыденным и неправильным. Дженет лукаво посмотрела на него и ответила:
— Хоть ты и хвалишься своей честностью, дружок, а я не привыкла читать и судить по лицам, все же, думается, есть в тебе что-то от разносчика, а что-то от плута.
— Может быть, и так, — засмеялся Уэйленд Смит. — Но сегодня вечером или завтра сюда с твоим отцом прибудет один старик: у него бесшумная поступь кошки, злобный и мстительный взгляд крысы, ласковая вкрадчивость спаниеля, мертвая хватка дога. Остерегайся его ради своей госпожи и ради себя самой. Помни, милая Дженет: он таит яд змеи под притворной кротостью голубя. Что умышляет он против вас, я угадать не могу, но смерть и болезнь неизменно следуют за ним по пятам. Не говори ничего об этом своей госпоже. Опыт мне подсказывает, что страх перед бедой так же опасен, как и сама беда. Но последи, чтобы она принимала мое снадобье, — он понизил голос и тихо, но выразительно прошептал ей в самое ухо: — так как это — противоядие против отравы. Тсс… Они входят в сад!
И в самом деле, шумные, веселые возгласы и громкая речь послышались у калитки. Встревоженный ими, Уэйленд Смит прыгнул в гущу разросшегося кустарника, а Дженет отскочила к беседке, чтобы остаться незамеченной и хотя бы припрятать покупки, сделанные у мнимого разносчикам валявшиеся там на полу.