Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

— Садитесь, садитесь! Я править не умею. Садитесь! Да скорей, скорей!

— Но… — начал было Кенелм. — Садитесь, или я сойду с ума!

Кенелм повиновался; мальчик отдал ему поводья, а сам схватил бич и хлестнул лошадку. Та помчалась изо всех сил.

— Стой! Стой! Стой, вор!.. Мошенник!.. Эй! Воры! Воры! Воры! Стой! кричал позади толстяк.

Кенелм невольно повернул голову и на секунду увидел своего соперника, который взгромоздился на ворота и отчаянно размахивал руками. Потом опять взвился хлыст, лошадь помчалась бешеным галопом, тележка затряслась, накреняясь и подскакивая, и не раньше, чем они проехали милю, Кенелму удалось завладеть хлыстом и настолько успокоить лошадь, что она пошла умеренной рысью.

— Молодой человек, — сказал Кенелм, — может быть, вы будете так добры и объясните мне, в чем дело.

— После! Поедемте скорее, пожалуйста! Я вам хорошо заплачу, щедро заплачу.

— Я знаю, что в практической жизни услуга и плата всегда идут рядом, серьезно сказал Кенелм, — но мы отложим вопрос о плате, пока ты мне не скажешь, в чем, собственно, должна заключаться услуга. Прежде всего, объясни, куда я должен тебя везти. Мы подъезжаем к месту, где расходятся три дороги. По которой ехать?

— О, я не знаю! Вот верстовой столб. Я хочу ехать в… Но это секрет. Вы меня не выдадите? Обещайте, поклянитесь!

— Я клянусь, только когда разъярен, что, к сожалению, бывает очень редко. И я ничего не обещаю, пока не узнаю, что я должен обещать. Не стану я также возить убежавших мальчишек в чужих экипажах, если не узнаю толком, что везу их в надежное место, где их встретят папа с мамой.

— У меня нет ни папы, ни мамы, — печально сказал мальчик, и губы его задрожали.

— Бедный мальчик! Верно, этот грубый скот — твой школьный учитель, и ты удираешь домой от порки?

Мальчик расхохотался; его милый серебристый смех весело отозвался в ушах Кенелма Чиллингли.

— Нет, он меня не высечет, и он не школьный учитель, он хуже…

— Возможно ли? Кто же он такой?

— Дядя.

— Гм! Жестокость дядей вошла в поговорку, по крайней мере так было в классические времена; взять хотя бы Ричарда III[39] — единственного образованного человека во всем своем роде.

— Классические времена, Ричард III… — проговорил пораженный мальчик и внимательно посмотрел на задумавшегося, возницу. — Кто вы? Вы говорите как джентльмен.

— Прошу прощения. Постараюсь больше так не говорить.

"Итак, — подумал Кенелм, — это становится забавным. Какое удовольствие влезть в чужую шкуру, да еще в чужую тележку!"

— Вот мы и доехали до столба, — сказал он. — Если ты убежал от дяди, то пора сообщить мне, куда же ты направляешься.

Мальчик высунулся из тележки и, посмотрев на придорожный столб, весело захлопал в ладоши.

— Прекрасно, я так и думал!.. "До Тор-Хэдема восемнадцать миль". Эта дорога — в Тор-Хэдем.

— Неужели ты думаешь, что я повезу тебя восемнадцать миль?

— Надеюсь.

— К кому же ты едешь?

— Я вам сейчас скажу, но поезжайте, пожалуйста, поезжайте! Я не умею править лошадью и никогда не правил, а то бы я вас не просил. Пожалуйста, не бросайте меня! Если вы джентльмен, вы так не поступите, а если вы не джентльмен, у меня в кошельке лежат десять фунтов, и вы их получите, как только я благополучно приеду в Тор-Хэдем. Не мешкайте, дело идет о моей жизни!

Мальчик снова начал всхлипывать. Кенелм повернул лошадку к Тор-Хэдему, и мальчик сразу успокоился.

— Вы добрый, милый человек, — сказал мальчик, вытирая глаза. — Но из-за меня вы делаете большой крюк!

— У меня нет никаких особых дел; мне все равно, ехать в Тор-Хэдем, где я никогда не был, или в любое другое место. Я просто брожу по белу свету.

— У вас тоже нет ни папы, ни мамы? Вы ведь ненамного старше меня.

— Молодой человек, — сказал Кенелм, — я взрослый, а вам, кажется, около четырнадцати лет.

— Как это забавно! — воскликнул мальчик. — Не правда ли, как это забавно?

— Нисколько не будет забавно, если меня присудят к каторжным работам за кражу тележки у твоего дяди и десяти фунтов у его маленького племянника. Кстати, твой вспыльчивый родственник, должно быть, имел в виду кого-то другого, когда пытался сбить меня с ног. Он спросил: "Уж не ты ли этот негодяй?" Скажи же, кто этот негодяй? Он, очевидно, пользуется твоим доверием.

— Негодяй? Это самый благородный, самый великодушный… Но о нем будет речь потом, я вас представлю, когда мы приедем в Тор-Хэдем. Подхлестните лошадку, она едва тащится!

— Мы поднимаемся в гору — добрый человек должен щадить скотину.

Ни ловкость, ни красноречие не помогли Кенелму добиться от юного спутника более подробных объяснений, и по мере приближения к цели путешествия оба вовсе замолкли. Кенелм серьезно задумался над тем, что опыт первого же дня "реальной жизни" в чужой шкуре подверг некоторой опасности его собственную.