Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

Кенелм оставил своего кузена и, войдя в одну из наименее людных комнат, увидал Сесилию Трэверс, сидящую в уголке с леди Гленэлвон. Он подошел к ним. После нескольких незначительных фраз леди Гленэлвон встала, чтобы приветствовать иностранку, жену какого-то посла, а Кенелм опустился в ее кресло.

Для него было искренним удовольствием любоваться ясным личиком Сесилии, прислушиваться к ее нежному голосу. В Сесилии не было ничего искусственного и она не произносила пошлых острот.

— Не находите ли вы странным, — сказал Кенелм, — что мы, англичане, так нескладно устраиваем свою жизнь? Даже в наших так называемых увеселениях, по существу, весьма мало веселого. Теперь начало июня, бурный расцвет лета, когда каждый день в деревне доставляет новую радость глазу и сердцу, а у нас начинается сезон пребывания в жарких комнатах. Мы отличаемся от всех цивилизованных наций тем, что проводим лето в столице и отправляемся в деревню, когда деревья уже стоят без листьев, а ручьи замерзли…

— Это, конечно, странно, но я лично люблю деревню во все времена года, даже зимой.

— При условии, если деревенский дом полон лондонцами?

— Нет, это скорее неудобство. В деревне я никогда не нуждаюсь в обществе.

— Правда, мне следовало бы помнить, что вы непохожи на других молодых девиц и что ваше общество — это книги. Они всегда более общительны в деревне, чем в городе; или, лучше сказать, мы слушаем их там с меньшей рассеянностью. А-а! Я, кажется, узнаю там белокурые бакенбарды Джорджа Бельвуара. Что это за дама идет с ним под руку?

— Разве вы не знаете? Это леди Эмили, его жена.

— Ах да, ведь мне говорили, что он женился. Леди Эмили хороша собой, фамильные бриллианты будут ей к лицу. Читает она Синие книги[171]?

— Я спрошу ее, если хотите.

— Нет, не стоит. Во время моих скитаний за границей я мало читал английские газеты. Однако я знаю, что Джордж прошел на выборах. Он уже выступал в парламенте?

— Да, он в эту сессию составил ответ на тронную речь, и его очень хвалили за стиль и вкус выступления. Он выступал еще несколько недель спустя, но, боюсь, уже не с таким успехом.

— В зале начали кашлять и продолжали, пока он не замолчал?

— Что-то вроде этого.

— Это пойдет ему на пользу. Он справится с кашлем и мое предсказание сбудется: я всегда предсказывал ему успех.

— Не наговорились ли вы уже о бедном Джордже? Если так, то позвольте спросить, вы совсем забыли Уила Сомерса и Джесси Уайлз?

— Забыл? Почему же?

— Но вы ни разу не спрашивали о них.

— Я думал, что они так счастливы, как только можно было этого ожидать. Пожалуйста, подтвердите это.

— Надеюсь, теперь они счастливы. Но у них были неприятности, и они уехали из Грейвли.

— Уехали из Грейвли? Вы встревожили меня. Объясните, в чем дело.

— Не прошло и трех месяцев после их свадьбы и переселения в тот дом, которым обязаны вам, у бедного Уила начался приступ суставного ревматизма, и он пролежал в постели несколько недель, а когда наконец встал, был так слаб, что не мог заняться никакой работой. У Джесси же не было охоты, да и времени заниматься лавкой. Разумеется, я… то есть мой милый папа… мы оказали им необходимую помощь, но…

— Понимаю, они были вынуждены прибегать к благотворительности. Экая я скотина: ни разу не подумал о своих обязанностях перед четой, мною соединенной. Но, пожалуйста, — продолжайте.

— Вам известно, что перед вашим отъездом папа получил предложение поменять свое владение в Грейвли на землю, более для него удобную?

— Помню. Он принял это предложение.

— Да. Капитан Стейверс, новый лендлорд Грейвли, по-видимому очень дурной человек, и хотя он не мог выгнать Сомерсов из их коттеджа, пока они платили за него — а об этом мы заботились, — однако он открыл конкурирующую лавку в той же деревне, и эти бедные люди больше не могли прокормиться в Грейвли.

— Чем же так возмутили невинные молодые супруги капитана Стейверса?

Сесилия потупила глаза и покраснела.

— Он хотел отомстить Джесси.

— Ага, понимаю!

— Но теперь они уже уехали из деревни и хорошо устроились в другом месте. Уил поправился, и их дела идут очень хорошо, гораздо лучше, чем могли бы идти в Грейвли.

— Я чувствую, что это ваша заслуга, мисс Трэверс, — сказал Кенелм более ласковым голосом и с большей мягкостью, чем когда-либо ранее разговаривал с этой богатой наследницей.

— Не меня должны они благодарить и благословлять.

— Кого же тогда? Вашего отца?

— Нет, не расспрашивайте меня: я обещала не говорить. Они сами этого не знают; они думают, что обязаны только вам.

— Мне? Неужели я вечно буду выглядеть перед ними мнимым благодетелем? Любезная мисс Трэверс, моя честь требует, чтобы я вывел из заблуждения эту легковерную чету; где я могу найти ее?

— Я не должна была вам говорить, но я попрошу позволения у их покровителя и пришлю вам адрес.

Кенелм почувствовал, как кто-то подошел к нему:

— Могу я просить вас представить меня мисс Трэверс?

— Мисс Трэверс, — оказал Кенелм, — не прибавите ли вы к списку ваших знакомых моего кузена — мистера Гордона Чиллингли?