Читаем Кенелм Чилингли, его приключения и взгляды на жизнь полностью

- Разница между двумя видами поэзии, если предположить, что те и другие стихи хороши, - серьезно и с торжественным видом объявила Лили, - в том мне Лев это объяснил, - что в одном роде поэзии писатель выходит из своей жизни и входит в чужую жизнь, совершенно чуждую ему. Он сам может быть очень хорошим человеком, а пишет свои лучшие стихи об очень дурных людях. Сам он не причинит вреда и мухе, а с удовольствием описывает убийц. В другом же роде поэзии писатель не входит в чужую жизнь, а выражает свои собственные радости и горести, свои собственные чувства и мысли. Если он не способен причинить вред мухе, он, конечно, не может чувствовать себя уютно в жестоком сердце убийцы. Вот, мистер Чиллингли, разница между двумя видами поэзии.

- Совершенно верно, - сказал Кенелм, забавляясь критическими определениями девушки. - Это разница между драматической и лирической поэзией. Но могу я спросить, какое отношение это имеет к нашему разговору?

- Большое, потому что, когда Лев объяснял все это тетушке, он сказал:

"Совершенная женщина - это поэма. Но она не может быть поэмой первого вида, она никогда не поймет сердец, с которыми не имеет никакой связи, и никогда не может сочувствовать преступлению и злу. Она должна быть поэмой другого вида и ткать ее из своих собственных мыслей и фантазий". Обернувшись ко мне, он сказал, улыбаясь: "Вот какой поэмой я желаю видеть Лили. Сухие книги только испортят ее". Теперь вы понимаете, почему я такая невежда и так непохожа на других девушек и почему мистер и миссис Эмлин смотрят на меня свысока.

- Вы несправедливы по крайней мере к мистеру Эмлину, потому что он первый сказал мне: "Лили Мордонт - это поэма".

- Правда? Я буду любить его за это. И как приятно это будет Льву!

- Мистер Мелвилл, кажется, имеет на вас очень большое влияние, - сказал Кенелм со жгучим ощущением ревности.

- Разумеется. У меня ведь нет ни отца, ни матери. Лев заменил мне их обоих. Тетя часто говорила: "Ты должна быть бесконечно благодарна твоему опекуну. Без него мне негде было бы приютить и нечем накормить тебя". Он никогда этого не говорил и рассердился бы на тетю, если бы знал, что она так сказала. Если он не называет меня феей, то говорит, что я принцесса. Я ни за что не хотела бы прогневать его.

- Я слышал, что он гораздо старше вас, что он мог бы быть вашим отцом.

- Кажется, так. Но, будь он вдвое старше, я не могла бы больше любить его.

Кенелм улыбнулся - ревность исчезла. Конечно, никакая девушка, даже Лили, не могла так говорить о человеке, в которого влюблена.

Лили медленно поднялась.

- Пора домой: тетушка будет удивляться моему отсутствию, пойдемте.

Они пошли к мосту напротив Кромвель-лоджа.

Несколько минут оба молчали. Лили заговорила первая, неожиданно переменив предмет разговора, что было свойственно неугомонной игре ее тайных мыслей.

- У вас еще живы отец и мать, мистер Чиллдангли?

- Слава богу, живы.

- Кого вы любите больше?

- Таких вопросов не следует задавать. Я очень люблю мать, но мы с отцом лучше понимаем друг друга.

- Да, да, так трудно, чтобы вас поняли. Меня не понимает никто.

- Мне кажется, я понимаю. Лили решительно покачала головой.

- По крайней мере настолько, насколько вообще мужчина может понимать молодую девушку.

- Что за девушка мисс Трэверс?

- Сесилия Трэверс? Когда и как вы узнали о ее существовании?

- Этот толстый лондонец, сэр Томас, упоминал о ней, когда мы обедали в Брэфилдвиле.

- Припоминаю. Он сказал, что она была на придворном балу.

- Он сказал, что она очень хороша собой.

- Она действительно хороша.

- Она тоже поэма?

- Нет! Это не приходило мне в голову.

- Я полагаю, что мистер Эмлйн нашел бы ее прекрасно воспитанной, хорошо образованной. Он не стал бы поднимать брови, говоря о ней, как делает это, говоря обо мне, бедной Золушке.

- Ах, мисс Мордонт, вам не следует завидовать ей. И позвольте мне снова сказать, что вы можете очень скоро так завершить свое образование, чтобы ни в чем не уступить любой молодой девушке, украшающей придворный бал.

- Да. Но тогда я не буду поэмой, - сказала Лили, бросив на Кенелма застенчивый и лукавый взгляд.

Теперь они уже шли по мосту, и, прежде чем Кенелм успел ответить, Лили продолжила:

- Вам не надо идти дальше, это вам не по дороге.

- Я не могу допустить, чтобы меня прогнали с таким пренебрежением, мисс Мордонт; я должен проводить вас по крайней мере до калитки вашего сада.

Лили не возражала.

- Места, где вы родились, - спросила она, - похожи на наши?

- Нет, у нас не так красиво. Больше простора - больше холмов, долин и лесов, но там есть одна особенность, немного напоминающая мне здешний ландшафт. Это светлый поток чуть пошире этого ручья. И берега так напоминают мне Кромвель-лодж, что иногда кажется, будто я дома. Я очень люблю ручьи, всякую бегущую воду, и в моих пеших странствованиях они притягивают меня как магнит.

Лили слушала с интересом и после короткого молчания сказала, сдерживая вздох:

- Ваш дом, наверно, гораздо красивее всех здешних, даже Брэфилдвила? Мистер Брэфилд говорит, что ваш отец очень богат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература