Кем был Иисус из Назарета?

Концепция Фанка имела определённое влияние в научных кругах (хотя в североамериканской школе её пытались соединить со взглядами его коллег по семинару: см. теории о Фоме и Q) и заслуживает самого пристального внимания. Следует с сожалением отметить, что тот же Эллисон, увлечённый полемикой относительно Фомы и Q, не уделил должного внимания концепциям Фанка. Эти концепции, впрочем, хотя и интересны, но далеко не безупречны. Основная их слабость состоит в том, что Фанку необходимо доказать наличие в традиции не только неапокалиптических учений (т. е. учений, не завязанных на близость Конца), но и учений антиапокалиптических (т. е. учений, прямо отрицающих близость Конца). Далее мы рассмотрим эти попытки Фанка и его сторонников в главе, посвящённой притчам Иисуса, но пока лишь скажем, что здесь он стоит на крайне шаткой почве. Ему не удалось найти никаких антиапокалиптических материалов, кроме притч о горчичном зерне и о закваске, причём даже их он толкует далеко не самоочевидным и в чём-то вычурным образом. В целом можно сказать, что соображения общего порядка, особенно приводимый Эллисоном довод (1), указывают на апокалиптического Иисуса. Подобно Иоанну Крестителю и первохристианским авторам, Иисус проповедовал скорую развязку исторической драмы. Он верил в скорый конец истории.

3. Царство Божие как будущая реальность

Ограничиваться общими соображениями ни в коем случае нельзя. Требуется рассмотреть евангельские речения, касающиеся грядущего Царства. Аутентичны ли они? Т. е. действительно ли они принадлежат Иисусу? И какую эсхатологическую концепцию они предполагают?

Начнём с прошений в молитве Господней (в нашей стране она обычно известна под названием «Отче наш»). Эта молитва дошла до нас в двух версиях, пространной (Мф 6:9–13) и краткой (Лк 11:2–4). Поскольку краткая версия, видимо, является более древней, а пространная отражает литургическое творчество ранней Церкви, остановимся именно на ней.

Отче!
Да святится имя Твоё!
Да придёт Царство Твоё!
Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день!
И прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему.
И не введи нас в искушение.

В первую очередь остановимся на прошении о Царстве. Оснований сомневаться в его аутентичности нет (даже «семинар по Иисусу» признал его принадлежность Иисусу, хотя и сомневается, что молитва Господня целиком восходит к Иисусу). В частности, если бы это прошение было выдумано ранними христианами, оно бы в большей степени отражало христианскую специфику: как мы видим, в центре его стоит приход именно Царства Божьего, а не второе пришествие Иисуса.

Значит, неэсхатологического Иисуса здесь можно получить только в одном случае: приписать данному прошению неэсхатологический смысл. Однако это крайне сомнительно. Во-первых, молитва Господня хотя и достаточно самобытна, но имеет ярко выраженные параллели со знаменитыми эсхатологическими молитвами иудаизма. Возьмём для сравнения синагогальную арамейскую молитву «Каддиш», которая наверняка была известна Иисусу с юности:

Да прославится и святится святое имя Его
во вселенной, которую Он создал по воле Своей.
Да установит он Царство Своё
при жизни вашей и во все дни ваши
и при жизни всего дома Израилева в ближайшее время...

«Каддиш», каким мы его знаем сейчас, несколько разросся со времён Иисуса, но эти два прошения почти наверняка существовали и в I веке. Это значит, что молитва Господня перекликается с традиционной молитвой синагоги и продолжает её эсхатологические прошения. Обратим внимание на то, как прошение об освящении имени Божьего запараллелено с прошением об установлении Царства Божьего: это характерно и для молитвы Господней, и для «Каддиша». Крайне маловероятно, что Иисус избрал бы столь традиционный язык, если бы имел в виду нечто радикально новое. Во-вторых, сама по себе форма выражения («да придёт Царство...») легче всего поддаётся объяснению в эсхатологическом смысле. Если бы Иисус, например, хотел сказать, что Царство Божие всегда с нами, и нужно лишь уметь его увидеть, то было бы естественнее так и выразиться: «Дай нам увидеть Царство Твоё...»