Мирный договор приведет и далеко идущим изменениям в политической и экономической надстройке значительной чести Европы. Можно будет, видимо, исходить из того, что под немецким руководством возникнет большое европейское пространство, которое охватывает, помимо Валимой Германии, ряд других остающихся суверенными государств, представляет собой экономическую общность и позднее, возможно, образует единую таможенную и валютную систему».
Цит. по: Анатомия агрессии. Берлин, 1972, с. 57, 63.
К. Бахман: Военное поражение Польши и Франции, носившее катастрофический характер, имело также и принципиальные политические причины, содействовавшие быстрому первоначальному успеху фашистского вермахта...
Правящие круги Франции имели опыт борьбы против народного фронта, опыт подавления антифашистской борьбы против Франко. Своей предвоенной политикой, мюнхенским предательством, политикой умиротворения Гитлера французская буржуазия довела нацию и ее военный потенциал до такого состояния, когда оборонительная мощь была в значительной мере ослаблена, Кроме того, причина поражения кроется в устаревшей, основывающейся на опыте первой мировой войны военной доктрине и в неприкрытом предательстве. В результате вермахт обошел французскую линию Мажино и почти без потерь вторгся во Францию.
Буржуазные политические и военные деятели Франции, а также Польши и Англии, отстаивая в 30-е годы свои классовые интересы, выступали против социальных и национальных интересов своих народов. Они не осознавали, что германский империализм будет осуществлять свои собственные классовые цели вопреки британским и французским конкурентам.
Доктрина блицкрига
В. Реккерт: Мы уже говорили по поводу различных мнений в генеральном штабе о том, против кого и когда следует направить главный удар.
К. Бахман: Походам предшествуют планы нападения, тщательно разрабатываемые генеральным штабом их варианты. Гитлер чаще всего предпочитал авантюристические варианты, особенно доктрину блицкрига. С ее помощью он рассчитывал добиться победы над врагом. Гитлер лучше знал своих противников, чем генералы вермахта. Еще до начала войны он бывал в выигрыше, действуя не военными, а внешнеполитическими средствами против Польши, Англии, Франции, Австрии, Чехословакии. Генералы, напротив, были привязаны к опыту первой мировой войны, в которой они в большинстве своем участвовали.
В. Реккерт: Поведение Гитлера в начале 1940 г., т. е. в начале военных действий в Западной Европе, было дерзким, однако у него были сомнения в успехе.
К. Бахман: Геббельс получил задание несколько умерить тон сообщений в прессе о первых успехах. Гитлер и сам сначала не мог поверить в столь большое военное счастье, ему мерещились ловушки там, где были хаос и предательство. Несмотря на пренебрежительное мнение о своих политических противниках в других странах, он не помышлял войти в Париж в июне 1940 г. Он вряд ли представлял столь слабыми «западные плутократии», господство богатых, как демагогически называла Францию и Великобританию фашистская пропаганда.
В. Реккерт: Презирая народные массы, Гитлер был не в состоянии заранее оценить возможность патриотического сопротивления народных масс в оккупированной Европе, которое усиливалось по мере захвата очередной страны и развернулось в полную силу, когда подвергся нападению Советский Союз.
К. Бахман: Он и приблизительно не представлял, какие силы и резервы могла мобилизовать Великобритания. Он не учитывал того факта, что США не могли безразлично взирать на то, как фашистский рейх захватывал весь «Старый свет», чтобы потом перейти к установлению мирового господства.
План «Барбаросса» и его последствия
В. Реккерт: Утвердившись во мнении о своей непобедимости из-за первоначальных успехов, достижение которых ему облегчили противники, Гитлер утратил чувство реальности при определении экономических, военных и политических возможностей немецкого империализма и его союзников. Не следует ли здесь предоставить слово невропатологам?
К. Бахман: То, что Гитлер все более грубо упрощал положение дел в мире, принимал желаемое за действительное, ошибался при оценке своих и противостоящих сил и что он был неспособен даже приблизительно правильно оценить революционную силу советского народа, должно быть объяснено не невропатологами. Однако неоспорим и тот факт, что с течением времени Гитлер объективно все больше становился пациентом для психиатров. Очевидцы из его окружения отмечали, что он многие годы жил в сильном нервном напряжении. С началом войны с Россией и особенно после поражения под Москвой и Сталинградом нервное напряжение усилилось.