Миновав это первое препятствие, я поднялась в библиотеку, красивую комнату на втором этаже, с голубыми стенами, судя по виду, очищенными до изначального слоя краски, всю уставленную томами юридической литературы. Главным украшением комнаты был мраморный камин с двумя резными бараньими головами по обе стороны каминной доски, над ним красовалась напоминающая итальянскую пейзажная фреска, датируемая, видимо, началом или серединой восемнадцатого века. На стенах по сторонам камина были гипсовые пластины с изображением Фемиды, у богини были ниспадающие одеяния, повязка на глазах и застывшие в равновесии весы.
Посреди комнаты стоял большой стол под любопытной люстрой с голубыми, под цвет стен, стеклами. Я решила, что здесь, судя по громоздящимся на столе томам, адвокаты или их помощники вели изыскания, восседая в резных, замысловато украшенных креслах, стиль которых иногда называют китайским чиппендейлом.[21] На стенах висели гравюры с портретами, в комнате было еще несколько красивых предметов мебели. Все они были изысканными, выбранными с безупречным, точнее, очень близким к моему, вкусом.
Георгианский[22] период замечателен, подумала я. Некоторые из декоративных деталей были, на мой взгляд, несколько вычурными, однако в общем пропорции были такими приятными, все было таким элегантным, что я была совершенно очарована.
Больше всего мне понравился привлекательно потертый обюссонский ковер. Я люблю старые ковры. Они наводят меня на мысли обо всех ногах, которые по ним ступали, о разговорах над ними, о призраках, обитающих в них до сих пор. Этот ковер был особенно замечательным в этом смысле, там была потертость в том месте, где долгое время стояло что-то тяжелое, и едва заметная дорожка, протоптанная, видимо, при хождении из одной комнаты в другую.
Тот, кто реставрировал и украшал эту комнату, делал это с пристальным вниманием к деталям, с любовью к ирландско-георгианскому стилю и весьма солидным бюджетом. Я могла только представлять, сколько стоило добиться такого результата. Комната была очень впечатляющей и внушающей легкий страх, я решила, что это сделано намеренно. Если расценки гонораров, перечень которых вы получали при входе, вас не отпугивали, то в этой комнате мог происходить отсев всех, кроме очень обеспеченных или таких упрямых, как я. Проведя здесь несколько минут, человек либо будет поражен и готов платить Твидлдуму и Твидлди большие деньги за их несравненные услуги, либо тихо уйдет, решив, что они ему не по карману. Я, разумеется, осталась, надеясь, что для уплаты гонорара не придется вторично закладывать дом или, хуже того, продавать свою долю в магазине «Гринхальг и Макклинток».
Через несколько минут нетерпеливого ожидания, основательно запуганная убранством, я услышала доносящиеся сверху голоса и шаги; очевидно, там был кто-то более значительный, чем я, потом через несколько минут шаги вверх по лестнице, и в комнату вошла Дейрдре с чайным подносом. Мы обе удивились этой встрече.
— Что вы здесь делаете? — выдавила она, поднос закачался, чашки застучали. Я тут же вспомнила о своем обещании в Дингле не следовать за ней в Дублин. Но откуда я могла знать, что она здесь?
— Приехала повидать одного из адвокатов по поводу наследства Алекса Стюарта, — сказала я утешающим тоном и поддержала поднос. — Приятно видеть вас снова. Рада, что вы сразу же нашли работу. Надеюсь, у вас все хорошо.
— Да, спасибо, — ответила Дейрдре, вновь обретя самообладание. — Хотите чашку чая и бисквит?
Она налила чай в две слегка переливчатые чашки кремового цвета, скорее всего, билликские,[23] мне — черный, в другую — с молоком. Через несколько секунд в комнату вошел адвокат.
Я поднялась со стула.
— Мистер…
Кто это? Маккафферти или Макглинн? Твидлдум или Твидлди?
— Мисс Макклинток, я Маккафферти, — сказал он, протягивая руку. — Спасибо, Дейрдре. Можете оставить нас. Чем могу служить? — спросил он, взглянув сперва на меня, потом на часы. В самом деле, слышалось, как тикает какой-то счетчик, или мне это казалось?
Одет он был так же строго, как и в тот день во «Втором шансе», в темный костюм-тройку, белую рубашку с безупречно накрахмаленным воротничком, шелковым галстуком и отложными манжетами, галстук на сей раз был темно-бордовым, с каким-то украшением. Мне стало любопытно, какой галстук у его партнера, — может быть, темно-бордовый с полосками? Однако пахло от него приятно, тонким одеколоном, который напомнил мне о свежих морских бризах, продувающих вересковые поля, и кожаных креслах перед камином, в котором ревет огонь.
Лара, возьми себя в руки, сказала я себе.
— Спасибо, что так быстро приняли меня, — сказала я, пожимая его руку.
— Я рад видеть вас, — любезно ответил он, указал мне на кресло и сел напротив.