Мы наконец вошли внутрь, и Фиджан принялась зажигать пыльные светильники.
– Не думаю, что Шахрийяру есть до этого дело. – Я села за стол. – Он надменный, безжалостный…
– И такой великолепный, – закружилась по комнате девушка.
Я уж было отчаялась предостречь ее, но тут в голову пришла отличная мысль:
– У него уже есть невеста!
– Что? – Рука Фиджан дрогнула. – Кто она?
– Принцесса из далеких земель. Прекрасная и очень богатая. Вскоре они обвенчаются и уедут отсюда навсегда.
Я плела какую-то чушь, но моя несчастная подруга не замечала лжи.
– Как такое случилось? – Ее глаза наполнились слезами. – Ведь я видела страсть в его глазах, когда он на меня смотрел!
Она разрыдалась, а мне оставалось только гладить ее по волосам и бормотать что-то успокаивающее.
Безутешная Фиджан достала откуда-то початую бутылку вина и прикончила ее за полчаса, по очереди поднимая бокал за себя и меня.
Чем сильнее она пьянела, тем бессвязнее и фантастичнее становились ее речи. И вот, еле поднявшись на ноги, девушка громко заявила:
– Так тому и быть, Ежени! Любовь к бессердечному красавцу Шахрийяру – мое проклятье. Этот груз останется со мной до конца жизни, и я буду нести его, горюя, но не пав духом. Люди начнут спрашивать, откуда у этой хрупкой девушки столько сил? Но только я буду знать ответ – любовь, пусть и неразделенная, греет мое истерзанное сердце.
Закончив громким иканием, она плюхнулась на стул.
– Фиджан, хорошо, что ты вернулась домой! – Я похлопала ее по плечу. – Жаль, что мы больше не увидимся…
– Ты разве куда-то уходишь? – Она еле ворочала языком.
Я кивнула:
– Вечером отбывает мой поезд.
– Ничего, – махнула рукой пьяная девушка. – Возвращайся завтра. Почитаешь мне ту смешную книгу о бабочках.
И она положила голову на стол.
Я знала, что искушенной играми душе Фиджан новая любовь не причинит вреда. Ведь чтобы любить кого-то, этой девушке не требовался реальный человек – только образ, подходящий под фантастические грезы. Поэтому меня не пугал драматизм ее пламенных речей. Напротив, я была рада, что подруга перестала мучить себя воздержанием и затяжными молитвами и снова стала собой. За удовольствиями она отправилась в забытый богом храм, но его радости были для нее слишком просты.
«Прекрасная, продолжай и дальше расхаживать по синим от сумерек улицам Кейптауна, стучи каблуками, читай на ходу странные бессвязные книги. И, умоляю, не бросай курить терпкие вишневые сигареты, аромат которых открыл мне однажды двери твоего переполненного драгоценностями мира…» – вот что мне хотелось сказать Фиджан на прощанье.
Но когда я поцеловала ее в макушку, а затем прикрыла за собой дверь, она уже крепко спала, позабыв обо всем на свете.
Услышав о моем отъезде, Халия только лукаво улыбнулась и, кивнув, продолжила свою работу.
– Как я тебе завидую! – причитала Мале. – Вот бы и мне прокатиться на этом поезде.
Она вертелась вокруг меня, без остановки расспрашивая, куда я теперь поеду и чем буду заниматься.
– Не знаю, – туманно отвечала я. – Подумаю об этом немного позже.
Конечно, дочь владелицы каф-о-кана решила, что я не хочу делиться с ней секретами, и ушла по своим делам, обиженно поджав губы.
Ей было невдомек, как страшно мне покидать Кейптаун, снова жить в родном мире.
Все мои вещи легко поместились в старую холщовую сумку, которую Халия разрешила взять с собой.
– Вот, девочка, – она протянула мне маленький, туго перевязанный мешочек с зернами кофе и такой же – с чайными листьями, – на память о нас с дочерью.
Она также положила мне в дорогу пару сладких маисовых лепешек.
– А это в уплату за усердный труд.
В руке моей очутилась горстка звонких рандов.
– Халия, ты вовсе не обязана…
Но всезнающая жрица огня покачала головой:
– В Кейптауне принято благодарить за помощь.
Я кивнула и крепко обняла ее на прощанье.
– Спасибо тебе, я никогда не забуду стены этого каф-о-кана и его чудесные запахи.
Пришлось вытереть слезы, выступившие на глаза.
С Мале мы распрощались не так тепло, но и по ней я собиралась скучать, когда покину дорогие сердцу места.
Мы не стали затягивать расставание, и, улыбнувшись моим добродетельницам напоследок, я зашагала прочь не оглядываясь. Только раз махнула мне рукой вслед Халия и начертила в воздухе известный лишь ей невидимый знак.
Поднимаясь все выше, я брела по тем самым улочкам, которые увидела, впервые прибыв в Кейп. Казалось, с тех пор прошла сотня лет. Странно, но внешне я почти не изменилась: растерянный взгляд, как и в день приезда, старая одежда, которая нашлась на дне сундука Халии… Но внутри я ощущала себя совершено другим человеком и удивленно оглядывала непривычный наряд.
Вскоре впереди замаячила деревянная крыша железнодорожной станции. Сквозь рельсы и шпалы пробивалась жесткая трава и колючки, а кое-где даже росли желтые и лиловые пустынные цветы.
Место выглядело таким безлюдным и заброшенным, что я засомневалась, ходит ли здесь вообще поезд, но все же двинулась к кассе, чтобы купить билет.
– Извините, у вас открыто?