Кейдж

— Вас бы туда! — мечтательно вздохнул мэр. — Мсье Грант сейчас у Мюффа, у них дом большой… А что?

Отец Юрбен взглянул очень серьезно.

— Хорошо бы поселить молодого человека ближе к центру. Здесь есть люди, которые его с радостью примут и не откажутся от малой лепты. Если, конечно, наш уважаемый гость не против заплатить. Немного, совсем немного.

— Да в чем дело? — поразился Крис. — Конечно же заплачу.

Мэр отчего-то поморщился.

— Это рядом, Кретьен, за собором. Целый этаж, комнат хватит. Хозяйка — человек очень хороший. Если скажут, что блаженная, не верьте. Ложь!

— Отчего же вы не восстановите ее на работе? — ударил голосом кюре.

Максимилиан Барбарен хрустнул кулаками:

— Потому что директор школы — такой же реакционер, как и вы! Дать ему волю — на костре людей жечь будет… Идемте, Кретьен, меня от ладана уже тошнит.

Повернулся резко, махнул ручищей. Кейдж поглядел на священника.

— Жду, — напомнил тот. — И будьте снисходительны, сын мой. Не судите древо по шуму ветвей, но судите по плодам.

* * *

Ничем не прославился город Авалан, если верить трудам ученых мужей. Даже городом, с гербом и золотым ключом, так и не стал. Испокон веков жили в этих местах пастухи, а при «короле-солнце» поселились на вершине холма несколько сот обращенных гугенотов, покинувших родные края волею монарха. Вырос собор, разметили несколько улиц, но дальше дело не пошло. Так и жил Авалан, не город, но и не деревня. По праздникам его обитатели угощали друг друга и редких гостей местными блюдами: мясным рулетом с черносливом, картофелем-трюффадом, ароматными сырами и пирогами с черникой. Если же и был Авалан известен, то лишь благодаря своим коровам, красно-рыжим, ростом с древних туров, с белыми раскидистыми рогами[40]. А еще — аметисту, что добывали у подножия окрестных гор. При Людовике Возлюбленном пожаловал сюда сеньор, выстроил замок, взяв копальни под свою твердую руку. Но аметист ушел в глубь земли, сеньор же плохо ли, хорошо, но дожил до Революционного трибунала и гильотины. Замок опустел, при Бонапарте половину парней забрали в конскрипты, вернулся же едва ли каждый четвертый. И потекла жизнь по-старому — до самой Великой войны, после которой Авалан вновь обезлюдел. AD 1935 коммунисты создали Комитет бдительности и дали бой «Огненным крестам». Сгорело два дома, трех убитых похоронили на местном кладбище.

А более в Авалане не случилось ничего.

* * *

Вначале напевал совсем тихо, мурлыкал. Но когда последние дома остались позади, оглянулся и затянул вполголоса:

О, Дикси-страна! Утром, в мороз,
Я здесь родился, и здесь я рос!
Оглянись, оглянись, оглянись! Наша Дикси!

Конечно, и граппа виновата. Гражданин мэр, несмотря на грозные инвективы супруги («Ты чего парня спаиваешь, Макс? А вы, Кретьен, еще кусочек индейки возьмите!»), все подливал и подливал. Малыми каплями («Ну, не ребенок же он, в самом деле, Констанс?»), на самое донышко глиняной рюмки, зато с регулярностью медного часового маятника.

Люблю я Дикси, мою страну.
Здесь я останусь, и здесь умру!
Оглянись, оглянись, оглянись! Наша Дикси!

Кристофер Жан Грант не слишком возражал, потому что вдруг понял, что снова очутился на Юге. Страна другая, и полушарие иное, но Юг остается Югом, благословенным краем сильных и честных людей, не ломающихся даже после самых страшных поражений. Теплый, вечерний воздух стал сладким, дохнув полузабытым счастьем вечного палеолита — красных степей родного Сен-Пьера. Он, конечно, не дома, но где-то совсем рядом, у своих, таких же упрямых, загорелых и не умеющих лгать. Сел на мотоцикл, да приехал.

Здесь солнце пылает, здесь хлопок растет,
Здесь старая доблесть еще живет!
На юге, на юге, на юге, в Дикси!

А когда допел, врезал от всей души каблуком по пыльной земле, вдохнул поглубже, и…

И куда это его занесло?

…Тропинка, слева и справа вроде как сосны, только странные очень, над головой — темнеющее вечернее небо, впереди… Кейдж снял очки, протер получше. А ничего впереди, разве что небольшой подъемчик и… скала? Если да, то странная, как и сосны.

Заблудиться конечно же мудрено, даже после граппы («Ну, за прессу! Но только за прогрессивную!»). Приехал он с северо-востока, из Лавалетта, а сейчас, как истинный дикси, тропил путь строго на юг. Максимилиан Барбарен пытался развернуть гостя в иную сторону, но Крис решил не тратить времени даром и прогуляться. Город он уже, считай, повидал, а что за ним? Ясное дело, приключения! В ушах шумит, и в мыслях — полный джаз, однако ноги ступают твердо, значит — вперед, репортер Грант! А вдруг прямо за этим подъемом…

Да ведь это не скала! Башня? Башня!..

— Oh, yeah!