Каждый любит как умеет

И больше они ни о чем не говорили. Почти всех клиентов обслуживал Андрей – он как будто отрабатывал свой прогул. Рамиль сидел, уперев ноги в стену, раскачиваясь на стуле, читал газету и наливался зеленым чаем. Ночь была удушливая. В воздухе – ни ветерка, ни малейшего движения. На стоянке было нечем дышать – бензин, выхлопные газы – все застаивалось в воздухе и повисало невидимым ядовитым облаком. Андрею хотелось спать. Он не прихватил с собой ни еды, ни кофе и теперь мучился, главным образом, от жажды. Попросить у Рамиля чаю он не мог и не хотел. Андрей слишком хорошо понимал, что прошли те времена, когда можно было делиться с приятелем стипендией, бутербродом, сигаретами и, самое главное – мыслями. Ему было смешно и горько, что многолетняя дружба закончилась так внезапно и позорно. И Андрею казалось, что за эти последние дни он стал на несколько лет старше.

У него в кармане запел пейджер. Андрей прихлопнул его ладонью, как назойливую муху. «Вот дьявол, – подумал он. – С него все началось! Если бы мы с Наташкой тогда сидели на другой лавочке – она бы не услышала музыки из мусорной урны. А в мусорке ему было самое место! Какой-то умный человек его выбросил, а дурак нашел». Он со вздохом вытащил пейджер и нажал на кнопку. «Олег! Позвоните мне по этому телефону…» Следовал московский номер. «Я отдам долг вам или кому скажете. Подпись: Татьяна».

– Не сообщение, а конфетка, – пробормотал Андрей. – Клиентка ничего не просит, ей бы только долг отдать.

Он вспомнил, как Лена отказалась взять деньги. Значит, в ее понимании, это были грязные деньги? Женщина, которая столько лет жила в противоестественной связи с братом, ревновала его, преследовала, носила в сумке пистолет – эта женщина не захотела к ним прикоснуться. Тогда почему он сам брал деньги с такой легкостью? «Что одному мясо, то другому – яд, – подумал он, пряча пейджер в карман. – У каждого свои понятия о морали. Я бы пальцем не тронул сестру, а вот чужие деньги… Да что там! Все мы хороши, если разобраться! Интересно, сколько она хочет отдать? С такими заработками Олег мог бы в золоте купаться. А жил в свинарнике и помер так же».

Знакомый Рамиля, который был не прочь купить «Форд», явился в самое глухое время – в три часа ночи. Это был плотный, коренастый мужик, темнолицый и курносый. Он тщательно осмотрел машину, уселся за руль и в сопровождении Андрея несколько раз проехался по пустому ночному проспекту. Потом спросил о цене.

– Машина почти новая, – решительно сказал Андрей. – Двадцать тысяч.

Тот молча полез наружу. Андрей успел крикнуть ему в спину:

– А вы бы за пять хотели?

– За десять я бы взял, – развернулся тот. – В крайнем случае, за двенадцать.

– За такую цену покупайте ворованную! – обиделся Андрей. – Это вам не «Фиат».

Тот даже не стал спорить. Через пять минут его не было на стоянке. Рамиль, судя по виду, очень расстроился. Андрей издевательски ему подмигнул:

– Придется меня потерпеть, а? Ничего, напряги все силы, скоро ты от меня избавишься. Я ведь сделал тебе столько зла! Как ты еще жив остался!

Рамиль включил радио и уставился в газету. На его щеке подергивался какой-то нерв. Андрей сидел, молча смотрел на него и думал, что скоро всем им придется лечиться. Только вот от чего? От нервов или от ненависти? Он сам, как ни странно, не возненавидел Рамиля. Было муторно на душе, хотелось спать и пить, хотелось лежать в постели рядом с Леной и чувствовать ее тепло, ее сладкие духи. Хотелось того, чего, возможно, и вовсе нет на свете – Андрей и сам не мог понять, чего именно.

Покой, тишина, чистый воздух, любовь – все это было у него когда-то давно. Тогда еще была жива мать, и дачу пока не продали. Отец на лето оставался в городе, он работал. А они с матерью жили на даче. Андрей вспомнил, как она расхаживала по огороду в своем алом переднике – хлопотливая, маленькая, похожая на белую курочку. Передник был такой яркий, что резал глаза – он был сшит из дешевого кумача. Мать наклонялась и срывала огурцы, укладывала их в подол передника. Он сам, двенадцатилетний пацан, бегал по участку с шлангом и укладывал его то под одно дерево, то под другое, чтобы все напились одинаково. Ближе к вечеру на них набрасывались комары. Мать возилась на кухоньке. Шипел газовый баллон, в помятой кастрюльке булькала картошка с прежнего урожая. Есть хотелось так, что скулы сводило. Андрей сидел на веранде и следил, как в траве скачут лягушки. Их тут было много – крохотные, серые, они гурьбой выползали под вечер и начинали беситься. Мать ставила на стол картошку с тушенкой, овощи и хлеб. Андрей ел жадно – даже миска об стол стучала. А материн красный передник уже снова мелькал в саду – она вечно куда-то спешила. Бегала между деревьями, снимая развешенное на просушку белье. Потом мыла посуду, стелила постели, заставляла сына умыться. Потом, под звон комаров, он засыпал, чувствуя, как на руках и ногах горят заработанные за день царапины.