Каждый любит как умеет

– Так она уже, наверное, с ума сходит, – Надя пыталась унять дрожь. А дрожало все – руки, губы и даже взгляд был какой-то прыгающий. – Это он, да? Боря? Его убили, или он сам…

– Давайте дождемся результатов вскрытия. А насчет установления личности… Вы его хорошо знали?

– Борю? Ой, мамочки, – и эта взрослая, начинающая стареть женщина пискнула совершенно по-детски. – Конечно! Надо опознать тело, да? Я пойду… Я опознаю. Как я скажу ей, она же совсем никакая последний месяц. Каждый день приступ, я отсюда не вылезаю. Это только при вас она держится. А сама с ума сходила – куда он делся? На работу не ходил, нигде не был, даже не звонил!

– Вы, случайно, не помните, во что он был одет, когда ушел из дома?

Надя хотела что-то сказать и запнулась. Потом задумчиво произнесла:

– Я при этом не была, надо спросить у тети Лизы… Да она обо всем догадается! Может, сказать прямо? Ей только хуже будет, если вы будете тянуть.

Они вернулись в комнату. Там крепко пахло корвалолом. Елизавета Сергеевна как-то обмякла, ссутулилась. Увидев племянницу, она встрепенулась:

– Ну, что?!

– Ничего, теть Лиза, – та подошла и быстро поцеловала ее в щеку. – Интересуются, во что был одет Боря? Может, помните?

Женщина, как выяснилось, помнила это очень хорошо. Уходя в тот день на работу, сын надел белую свежую рубашку, серые брюки и серый пуловер с треугольным вырезом, черные ботинки…

– И он взял с собой куртку, – добавила та, подробно описав одежду. – Такую, с большими пуговицами. Куртку и зонтик.

Теперь следователь почти не сомневался. На трупе была точно такая же одежда. Особенно ему бросились в глаза пуговицы – металлические, блестящие. Все остальное слилось в сплошную бурую массу и утратило первоначальный цвет. Он задал еще несколько вопросов. Постоянные связи Антоненко. Его друзья, его женщины. Его работа, коллеги, деловые связи. Отвечали то тетка, то племянница, иногда они перебивали друг друга, начинали говорить горячо, возбужденно. Особенно была возмущена хозяйка:

– Никто, ни один человек им не интересовался! Я звонила ему на работу, мне сказали – уволен! Поскольку не явился! А если бы он болел, тогда что?

– ТетьЛиза, – укоризненно заметила Надя. – Он сам виноват. Постоянно прогуливал.

– Надежда Владимировна, – следователь закрыл блокнот и встал. – Так я вам позвоню, как мы договорились.

Та закивала и почти неслышно прошептала:

– Я буду ночевать здесь, звоните в любое время.

Квартира опустела. После ухода оперативников женщины остались одни. Хозяйка сидела на стуле все в той же позе – бессильно свешенные руки, бессмысленный взгляд. Когда Надя дотронулась до ее плеча, женщина дико вздрогнула.

– ТетьЛиза, давайте ляжем? – предложила та. – Давайте, не капризничайте.

– Что он тебе сказал?

– Да ничего.

Надя попыталась взять женщину за руку. Но ее рука была отброшена. Елизавета Сергеевна разом утратила свою сдержанность. Она истерично закричала:

– О чем вы шептались? Что он тебе сказал? За дуру меня держишь?

– Теть Лиза! Вы мне надоели! Ничего он не говорил! – Надя резко повернулась и вышла на кухню. Там она остановилась у окна, схватила с подоконника сигареты и чуть не смяла пачку – так тряслись руки.

Из комнаты неслись глухие рыдания. Надя ждала, когда тетка успокоится. Пока этого не произойдет, к ней даже подходить не стоит. «Это все Борька ей нервы расшатал, успокоить невозможно, – она курила, пуская дым в приоткрытое окно. – Крик, визг… Если б она знала…» Ей вдруг самой стало плохо. Но она не могла бы точно сказать, что именно у нее болит. Голова, сердце, душа – все вместе. Она выглянула в коридор, послушала, как плачет Елизавета Сергеевна, и вернулась в кухню, к телефону.

– Ну, дождались, – сказала она, прикрыв трубку рукой. – Ты там один? Говорить можешь?

Она звонила мужу на работу. Но телефон был прямой, и никакой секретарь не мог бы их подслушать.

– Ты что мне сюда звонишь? – так же тихо откликнулся он. – Ты где? У тетки? Нашли его?

– Нашли! – сказала она с какой-то странной издевкой в голосе. Но над кем она издевалась, было непонятно. – Нашли, но от нее пока велели скрывать. Не уверены, видишь ли!

– А ты уверена, что это он?

– Он. В овраге нашли. И его паспорт в кармане.

– Ты будешь там? – мужчина откашлялся и заговорил еще тише: – Надь, я приеду. Ты там не натвори глупостей, ладно? Я сейчас приеду, отпрошусь.

Она бросила трубку. Елизавету Сергеевну удалось уложить в постель – она больше не плакала и не отбивалась. Как только легла – сразу повернулась лицом к стене и уставилась на узоры огромного шерстяного ковра. В этой квартире почти все стены были закрыты коврами. Дышалось здесь с трудом. Самой хозяйке было не под силу вытаскивать эту массу ковров на улицу и проветривать их. Пылесос был давно сломан. А сын ей ни в чем не помогал.

– Теть Лиза, – Надя присела рядом с постелью. Она много бы отдала за то, чтобы заплакать, прижаться к старухе, все рассказать. Но ее трясло – и больше ничего. Все настоящие слова были упрятаны очень глубоко. Наружу вырывалось самое незначительное. – Теть Лиза, вы не переживайте. Это, возможно, ошибка.