Каждому своё

Наполеон выпросил у Коллера австрийский мундир, у графа Вальдбурга прусскую железную каску. Шувалов подарил ему плащ русского кавалергарда. В таком виде император Франции превратился в немыслимый гибрид, составленный из форменных одежд стран антинаполеоновской коалиции. Это ли не злая насмешка судьбы? Но тогда всем было не до юмора… Толпа раздвинулась у дверей, образуя узкий проход, через который и пропускала всех по одному – гуськом. При этом крестьяне, имея в руках монеты, вглядывались в лицо каждому. Но императора не узнали. «Куда же он делся?» – недоумевали люди… Ночь провели в пути. Наполеон ехал теперь в карете Коллера, при въезде в деревни он просил его как можно громче петь немецкие песни. Коллер отказался:

– Для этого я не имею голоса.

– Ну, тогда свистите, – просил его Наполеон…

На рассвете – со свистом! – проехали через сонный Э, вечером достигли Буйльду, близ города Люка, где брата ожидала Полина Боргезе, уже безнадежно больная, но еще красивая. Наполеон жаловался на острейшую диарею:

– Мне вчера не следовало увлекаться омаром.

Английский комиссар сказал графу Шувалову:

– Диарея не от омара – от страха… А что нам делать, если гарнизон Эльбы ответит на приезд императора огнем с крепости? Не увезти ли нам его сразу на Мальту?

– Думаю, что Мальта надежнее Эльбы, – ответил Шувалов и пророчески предупредил ставку: «Этот человек (Наполеон) не отказался от своих грандиозных планов… он ожидает, что обстоятельства снова призовут его во Францию…»

Скоро возникло и море. Шувалов в конце пути суммировал впечатления о Наполеоне; вывод, сделанный им, никак не украшал бывшего императора. Наполеон в опасности становился жалок, презрен, почти гадок; но стоило фортуне чуть улыбнуться ему, как этот же человек мгновенно преображался, – снова невыносимо гордый, презрительно-надменный ко всем людям, он требовал лести, повиновения, почестей…

Во Фрежюсе русский комиссар, ссылаясь на инструкции, отказался следовать на Эльбу, и Наполеон отпустил его.

– Я лично нанес России большое оскорбление, – сказал он, – и потому я теперь не имею права жаловаться на все то, что она сделала против меня и моей власти…

* * *

Фрежюс – рыбацкая деревня на Лазурном берегу Франции, но как много значила она для судьбы Наполеона.

– Я снова вернулся на то место, откуда пятнадцать лет назад начал свой путь к бессмертию. – Но сесть на французский бриг для следования на Эльбу он отказался. – Почему он без пушек? Узнаю проделки грязного Талейрана, унижающего меня даже в этом случае. Ему бы надо помнить, что я владею всеми тайнами Франции, и, если я надумаю их продать, Англия сразу же выложит мне за них три миллиона…

Он отплыл на английском фрегате, а когда миновали Корсику его детства, император долго махал ей шляпой:

– Прощай, Аяччо, давший миру такого гения…

Жители Эльбы, рыбаки и шахтеры, никогда не надеялись, что их островок станет государством, а гавань Порто-Феррай – столицей. Приветствуя суверена, они радовались, что теперь оживится торговля, еды станет побольше. Три унылых старика играли Наполеону на скрипках, веселая старуха играла на фаготе. Все было похоже на деревенскую свадьбу. А рудокопы с детьми и женами держали в натруженных руках цветочки, застенчиво улыбаясь… Бедные люди, их можно понять! Из нищенских лоскутьев старого бархата они даже приготовили балдахин, в тени которого водрузили «престол» – обычное кресло, украшенное розетками из разноцветных бумажек. Наполеон, едва ступив на берег, сразу утвердил знамя нового государства Эльба с тремя пчелами, залетевшими на остров из дворцов Тюильри и Сен-Югу. Вскоре прибыла гвардия, закладывали причалы, строили шоссе, и бедняки Эльбы возненавидели Наполеона, обложившего их непомерными налогами – на армию, на флот. Но зачем нужна Эльбе армия, зачем ей флот? Им и без того плохо живется…

Всегда далекий от лирики, Наполеон украсил спальню дешевой картинкой – два голубка миловались над его кроватью. Он слал жене пылкие призывы, но Мария-Луиза уже познала любовь Нейперга, она не желала больше видеть сына, рожденного от Наполеона, и на что ей нужен этот сумасброд, даже в любви думающий только о себе. Сейчас молодую женщину больше беспокоила ее собачка Бижу, которую укусила в лапку противная оса… Помнится, что в зените славы Наполеон сказал: «Сила никогда не бывает смешной», но, бежав из России, он поправил себя: «От великого до смешного – один шаг!» История подтверждала этот жестокий афоризм.

1. Филадельфия – встречи

Изгнанник – не эмигрант, он еще живет надеждой на возвращение, а страна, приютившая его, как бы ни была она хороша, кажется лишь временной остановкой на незнакомой станции, где за деньги накормят, позволят выспаться, сменят лошадей, и завтра ты можешь ехать далее. Примерно такое же чувство испытал и Моро, ступив на берег Америки…