Каждому своё 2

Решительный настрой Кристины продержался до последнего дня, но как только аккумуляторные емкости маленького бункера опустели и вырубилась фильтровентиляционная установка, боевой дух покинул подругу. Около часа она еще держала себя в руках, потом в убежище стало холодать, и Кристину охватила паника. Теплой одежды у них со Светланой не было, никто не думал брать такое на летний день рождения, и обеим девушкам пришлось кутаться в спальные одеяла. Ингеборга пыталась поделиться с подругами своей немногочисленной одеждой, но ее тряпки были им малы по размеру и велики по росту, и толком помочь не удалось. Светлана, несмотря на протесты подруг, приняла еще одну дозу транквилизатора, надела на себя все, что имелось, и улеглась в кровать. Ингеборга каждый час заходила в спальню, проверить, все ли с ней в порядке, и каждый раз заставала подругу неспящей. Светлана лежала на спине, безучастно глядя в темноту, и на вопросы отвечала меланхолично и заторможенно. Чтобы хоть как-то отвлечь Кристину от панических мыслей, Ингеборга попросила ее присмотреть за Светланой, но это помогло слабо. Кристина то сидела, то лежала на своей кровати, закутавшись в одеяло, и почти все время молча рыдала. В конце концов, она заявила, что безразличный угасший вид Светланы действует на нее угнетающе, и выволокла свой матрас с постелью в центральную комнату. К тому времени Ингеборга извлекла из отцовского скафандра аккумулятор и соединила его с лампой аварийного освещения. С тех пор это был единственный в бункере источник света, и все обитатели убежища, за исключением безучастной ко всему Светланы, перебрались ближе к нему. Лежанки с постелями разместили вдоль стен, но в тусклом свете максимально приглушенного освещения они тонули в поглотившей бункер тьме, и видно было лишь того, кто сидел в кресле возле радиопередатчика.

Дежурить в эфире выпало Ингеборге, остальные не были знакомы с подобными устройствами связи, и рисковать случайно сбить настройки или сделать не так еще что-нибудь никто не захотел. Вот уже пять часов Ингеборга вслушивалась в эфир, но в наушниках не было ничего, кроме бесконечного треска и шипения помех. Час назад у мужчин истек срок второго цикла антирада, и стало ясно, что в ближайшие двадцать четыре часа помощи ждать неоткуда. Это окончательно подкосило Кристину, и с того момента она тихо рыдала в подушку. Самая взрослая из пациенток безрезультатно пыталась ее успокоить, и все закончилось нервным окриком Дилары. Та заявила Кристине, что прожить сутки в условиях нехватки воздуха можно только в одном случае: если все станут потреблять его как можно меньше.

– Хватить рыдать! – зло прошипела она. – Замолкни и возьми себя в руки! Не можешь перестать дергаться – сядь на транки, как Светлана! Ей помогло и тебе тоже поможет! Если ты хочешь умереть от удушья, то я не хочу! Я хочу выжить и спасти сына! Успокойся и дыши ровно!

За прошедшие дни Давид сильно ослабел и почти все время спал болезненным сном. У него участились приступы тахикардии, спонтанные кровотечения стали длиться дольше, появилась ломота в суставах, повышенную температуру тела надолго сбить не удавалось. Оставшийся без электропитания диагност стал бесполезен, но и так было ясно, что лейкоз прогрессирует. Дилара все время проводила возле постели сына и отходила лишь тогда, когда сон ребенка из болезненного переходил в спокойный. Требовать от нее вежливости в момент Кристининой истерики было глупо, к тому же она была права.

– Ты должна держаться, Кристи, – Ингеборга попыталась встать на сторону Дилары как можно мягче, чтобы не сломать подругу окончательно. – Нам нельзя сдаваться! Мы можем бороться, у нас еще есть шансы! Мы продержались четверо суток, продержимся еще одни! Главное, не паниковать.