Каждому аз воздам! Книга вторая. Курская дуга

Глава первая

Говорят, что запахи и звуки по-особому действуют на нашу память. Особенно звуки, если все, мало-мальски значительные события в твоей молодой жизни проходили под определенную музыку, под определенный жанр исполнения, то это всегда будет вызывать приятные воспоминания по прошедшему времени. И не важно, сколько лет прошло после этого. И до боли знакомая по клубным танцам и фильмам музыка устраивала нам волнующую встречу с прошлым, а слова из песен, заставляли грустить и вспоминать приятные мгновения. И порой околдованные знакомой музыкой и словами, мы радовались и грустили об ушедшей молодости, о тех беззаботных временах, о первой горячей любви. Вот и Испанец, прежде чем входить в город набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул через нос. Нет, это не родная Рязанщина, это что-то неопределенное, не наше, чужеродное и этот запах настораживает незнакомыми русскому духу, свойствами. Здесь ничего нет притягательного, что может разбередить душу. Здесь враг и враг серьезный. А значит, здесь преимущественно присутствует приторный запах крови, запах насилия и ружейной смазки. Немецкий дух он не такой, как наш русский, он неприятный и отталкивающий. Испанец это знал, когда вчера поздно вечером, недалеко от ресторана в парке, ему повстречались три немецких лейтенанта, которые будучи в изрядном подпитии, позволили над ним глумливо надсмехаться и попытались даже унизить. Его до глубины души возмутило то, что они, предполагая, что перед ними чистокровный ариец и ни черта не понимает по-русски, не утруждая себя в выборе выражений, начали в оскорбительном тоне говорить между собой и обращаться к нему по-русски. Он бы пережил это унижение и простил бы этих заблудших овец, задание, прежде всего, но когда они стали бахвалиться, что служат под началом Линке инструкторами в школе, а он здесь царь и Бог, то не сомневался ни минуты. Эти русские предатели, были опасны тем, что умудрились сильно задержаться на белом свете и живут уже лишнее непозволительное время, а этого он допустить никак не мог. Тем более они инструкторы школы Абвера, а это прямые его противники, Бог знает, чему они там учат своих подопечных в этой школе. Чем меньше на земле будет такой мрази – тем лучше!

– О, смотрите друзья, немчик какой важный – целый гауптман, а важный такой, на драной козе не подъедешь!

– Соломатин оставь его в покое, или хочешь неприятностей, он же все-таки немец? – Попытался урезонить подвыпившего товарища один из лейтенантов. Это был мужчина уже сильно разменявший четвертый десяток и, по-видимому, самый трезвый.

– Да мне до лампочки, что он немец, Линке нас не даст в обиду, мы ему нужны, пока работаем у него инструкторами в школе.

Третий собутыльник поддержал первого, – Громов, оставь его, пусть покуражится, а мы посмотрим и посмеемся, не часто нам удается унизить немцев!

– Что гауптман, идешь в ресторан жрать свои баварские сосиски, тискать русских баб и петь свои бравурные песни? Так нет там баб, только особи мужского пола, или ты наверно, вот по этой части, схватив третьего лейтенанта за плечи, он пристроился к нему в зад и произвел несколько поступательных движений. Двое, как идиоты заржали, а один осуждающе покачал головой, – Эх, Соломатин, Соломатин, не все же такие как ты извращенцы и насильники. Испанец, еле сдерживаясь, с шумом втянул носом воздух и медленно выдохнул, он узнал этот запах, это был запах ожидания надвигающиеся смерти, он был ему знаком еще по Испании и всегда мгновенно приводил его в бешенство. Не размахиваясь снизу вверх, он всадил в грудь ближнему к нему иуде немецкий нож и через мгновение был рядом с Соломатиным.

– Слушай ты гнида продажная, я терпеть не могу баварские сосиски – я русский борщ и блины уважаю и коротким ударом ножа в шею отправил его на землю. Оставался еще один, но он вел себя странно, не думал ни бежать, ни оказывать какое либо сопротивление, он в ступоре, как в замедленном стоп-кадре, тихо пятился к стене и, упершись в нее, замер!

Испанец некоторое время раздумывал, как его половчее и без шума кончить, а его жертва мучительно искала выход из создавшего положения, в глазах его был страх. Испанец перехватил нож лезвием к себе, молча, двинулся к стене и хотел уже молниеносно нанести удар в печень с разворота, но его остановил отчаянный крик.

– Михей, это я Павел Иванович Завьялов! – Испанец пораженный остановил руку в пяти сантиметрах от пояса лейтенанта и застыл. Мало кто знал его оперативный псевдоним и если он назван, значит, этот человек действительно знает его не понаслышке. А этот человек, по-видимому, знал его очень хорошо! Стоп! Голос! Почему он ему знаком? И тут он вспомнил!