Каждая мертвая мечта

Однако нынче большее значение, чем картины с героями Империи, имел человек, сидящий на стуле напротив двери. Среднего роста, седоватый, в простой одежде, какую мог бы надеть странствующий купец или местечковый писарь. Серые штаны, желтая рубаха, зеленая жилетка. Креган-бер-Арленс, Император Меекхана, Владыка Тысячи Путей, Властелин Кремневой Короны, Победитель Восточного Нашествия – и так далее – любил подчеркивать, что церемониал и этикет – это всего лишь орудия, а не самоцель. А когда нужно, как он говорил, «браться за работу», следует ограничивать этикет до необходимого минимума. Как нынче.

– Ваше величество. – Гентрелл-кан-Овар низко поклонился, при случае внимательно поглядев на то, что лежало на полу.

– Крыса. – Улыбку императора сопровождал жест, приказавший шпиону выпрямиться. – Как дорога?

– Лучше некуда, ваше величество.

– Я и вижу. Как колено?

Со времени происшествия в замке Лотис, когда Третья Крыса столкнулся с одетой в белое яростью, правое колено Гентрелла порой начинало себя вести как часть тела, принадлежащая кому-то другому. Хотя лекари Норы хорошо с ним поработали, оно хрустело, скрипело, а после длительного усилия начинало пульсировать мерзкой, тяжелой болью. Вот как нынче. Но он мог уже ходить без трости, а в первые месяцы после той мясорубки вообще не был уверен, сумеет ли встать на эту ногу.

– Прекрасно, благодарю.

Небрежный кивок завершил обмен любезностями. Император встал, подошел к лежащему на полу барельефу и, щурясь, взглянул на него с загадочным выражением на лице. Гентрелл посвятил несколько ударов сердца тому, чтобы присмотреться к владыке.

В таких обстоятельствах, неофициально, без армии придворных, что пластались бы вокруг, без жесткого протокола, предписывающего, кто и как близко к императору может стоять, насколько низко должен кланяться и сколько времени держать голову склоненной, он не видел императора вот уже добрых семь… нет, восемь лет. Боги, а он, однако, постарел, и дело тут не о том, что выглядел он так, словно много дней не досыпал, и не в мешках под глазами и губах, сжатых в тонкую линию. Дело было в глазах. Крыса видел глаза старого человека. Измученного и разочаровавшегося. А ведь Крегану-бер-Арленсу едва-едва исполнилось пятьдесят.

Император отвел взгляд от пола и посмотрел на Крысу, а кан-Овар дернулся, будто большой шершень ужалил его в затылок. Не разочаровавшегося, понял он вдруг, но того, кто знает, что его ждут непростые дни и ночи, и он не станет колебаться, отдавая приказы, характерные именно для таких паршивых времен.

– Я знаю, что мое лицо выглядит настолько же мерзко, как вот это. – Император пнул ногой каменные плиты на полу. – Но я был бы тебе благодарен, если бы ты посвятил свое внимание именно ему. Знаешь, что это такое?

– Безумие Эмбрела.

Ответ вырвался у Гентрелла раньше, чем он понял, что именовать прапрапрадеда императора безумцем – не слишком-то умно. Но, черт побери, даже в официальных хрониках Империи порой использовалось именно это название.

Безумие Эмбрела – точная копия Империи, высотой в тридцать и шириной в сорок футов, выполненная из мрамора и неисчислимого числа драгоценных и полудрагоценных камней.

Было на ней изображено все: горы, долины, реки, озера, леса, дороги и важнейшие города. Границу создавала линия стальных мечей и щитов, символ довольно явственный, но почти кичеватый на фоне богатства, которое он стерег. Поскольку за этой линией реки и озера были выложены изумрудами и сапфирами, леса произрастали из высоких, в дюйм, вручную сделанных деревьев с серебряными стволами и кронами из жадеитовой крошки. Миниатюрные города гордо возносили свои башни с куполами из рубинов и топазов, имперские дороги – ленты аметистов, агатов и гранатов – проскакивали над изумрудными реками мостами из чистого золота. А посредине всего этого – Меекхан, этот Меекхан, Сердце Империи, Град Городов, сверкал единственной башней, увенчанной алмазом в сто семнадцать каратов, названным Слезой Матери.

Поговаривали, что стоимость этой игрушки превышала трехлетний доход имперской казны, причем в годы расцвета Империи. Рассказывали, что Безумие Эмбрела, вися на стене в императорском зале приемов, производило такое впечатление на чужеземные делегации, что оказывалось важнее, чем десять полков пехоты. Варварские эмиссары, видя эту нарочитую демонстрацию невероятного для них богатства и силы, сгибали выи ниже и начинали относиться к сидящему перед ними владыке как к полубогу. В тени барельефа появлялись договоры, еще сильнее укреплявшие мощь Империи.