Каждая мертвая мечта

Креган-бер-Арленс в несколько дней избавился от большей части своих советников, стоявших за то, чтобы сдать столицу врагу, отодвинул от власти тех, кто связывал ему руки, после чего приступил к восстановлению и усилению армии. Время шло, а Ржавая Осень очень быстро перешла в белую зиму, которая остановила военные действия на добрых пять месяцев. Восемнадцать генералов, пятьдесят шесть полковников и несколько сотен командиров более низкого ранга были перемещены на другие должности либо попросту понижены и убраны из армии, а назначили на их место офицеров молодых и имевших репутацию недисциплинированных смутьянов. Под их командованием перевооружили пехотные полки, трехкратно увеличивая в каждом количество стрелков и меняя метод боя. Армия, даже отдельные отряды пехоты, должна была сделаться более динамичной, быстрее реагировать и полностью использовать своих лучников и арбалетчиков. Традиционная имперская тактика «мы словно стена, стоим на месте и позволяем им разбиваться о наши щиты, пока они не падут» была заменена принципом «мы словно стальной лист: сгибаемся, ударяем и возвращаемся на место».

Эти «недисциплинированные смутьяны» утверждали, что десятка выполнит разворот быстрее роты, а рота – быстрее, чем имперский полк, оттого имперские полки перестали быть на поле битвы тяжелыми, недвижными квадратами, которые кочевники расстреливали из луков либо объезжали – как им хотелось. Не случилось полного отказа от окапывания или от кольев против конницы, но эти элементы стали частью тактики, а не ее фундаментом. После реформ строй отрядов, ротами или полуротами, огрызался в нападающих залпами стрел, а тяжелая пехота умела перестроиться даже при атаке Всадников Бури. Более свободное построение позволяло пехоте маневрировать быстрее и умелей и в полной мере использовать поддерживающие их кавалерийские полки.

Пошатнувшуюся дисциплину восстановили огнем и железом, вернувшись даже к неприменяемой вот уже долгие годы децимации отрядов, которые не выполнили приказов или оставили свои позиции во время боя, но также подняли и плату, введя принцип повышения отличившихся солдат вне зависимости от происхождения, – и принципа этого строго придерживаясь. Впервые за многие поколения высшие офицерские должности сделались доступными для людей, происходящих не из дворян. Несколько месяцев тренировок, тренировок и снова тренировок создали армию, которая чувствовала, что сумеет противостоять кочевникам на равных.

Верховный иерарх Храма Великой Матери внезапно умер, а слух о том, что это случилось, поскольку он слишком уж настаивал на исходе из города, привел к тому, что его преемник буквально сделался устами императора, повторяя всякое слово, раздавшееся во дворце. Слышимые среди чародеев голоса неудовольствия тем, что многих из них призвали в армию, утихли в тот момент, когда несколько мастеров магических братств были арестованы и казнены по обвинению в измене. То же самое случилось с мастерами купеческих и ремесленных цехов, которые открыто рвали глотку против новых налогов, созданных для военных потребностей.

Также прошерстили и разведки. Внутреннюю и внешнюю – именно война вынесла на верхушку иерархии и в Норе, и на Псарне тех, кто нынче оставался первой пятеркой Крыс и Гончих. Сам Гентрелл тоже получил тогда повышение, главным образом за то, что ему удалось сохранить сеть агентов в северо-восточных провинциях. Сперва его повысили до личного секретаря Пондерса-онд-Вельруса, Пятой Крысы, чтобы под конец войны он сам занял место начальника и начал восхождение в иерархии Норы.

И почти все время, в те скверные дни страха и неуверенности, Креган-бер-Арленс смотрел именно такими глазами.

Спокойно, без эмоций, бесстрастно. Даже когда он ездил по городу в доспехах, с мечом в руках, словно герой китчевой поэмы, и произносил речи, призывая жителей к бою. И когда вставал перед Советом Первых, что, несмотря на страх перед чистками, все еще оставался мощной и влиятельной силой. И когда принимал делегацию племен кочевников, обитавших в Малых степях, или посланников стран Дальнего Юга или королевств запада. И все это видели – то спокойствие, за которым таилась смерть. И никто не осмеливался хоть как-то ему сопротивляться.

Ну, может, за исключением Ласкольника и горсточки тех «недисциплинированных смутьянов», которым Креган-бер-Арленс доверял. Эти ругались в открытую, обсуждая тактику и стратегию близящейся битвы, и споры эти вошли в дворцовые легенды.