Казанова

Казанова проводил любовницу в Женеву. Там, получив у местного банкира тысячу луидоров золотом, она по-братски поделилась с Соблазнителем. На следующее утро у дверей гостиницы ее ждала роскошная карета с компаньонкой, кучером на облучке и двумя лакеями на запятках. Перед расставанием Анриетта взяла с Казановы слово никогда и нигде не узнавать ее, если тот случайно заметит ее в обществе. Не пытаясь сдерживать бегущие из глаз слезы, Соблазнитель обещал. Прижавшись лицом к стеклу, он смотрел, как его любовь скрылась в глубине кареты. В это время он и обнаружил нацарапанные ею на стекле слова прощания. Его пылкая натура возмутилась: нет, он никогда не забудет свою несравненную Анриетту! «Я часто думал о ней, и всякий раз думы эти проливали бальзам на мое сердце», — напишет он в своих «Мемуарах». Через много-много лет влюбленные случайно встретились, но Казанова не узнал Анриетту: она постарела и располнела, а память его запечатлела образ идеальной возлюбленной, счастливо соединявшей в себе красоту тела и изысканность ума. Француженка же быстро признала в сильно постаревшем ловеласе своего некогда пылкого возлюбленного…

На следующий день после отъезда Анриетты Казанова получил от нее письмо с единственным словом: «Прощай» и, безутешный, уехал обратно в Парму. Там его ожидало последнее письмо Анриетты, в котором та уговаривала его вспоминать о их любви «не умножая скорби»: время, проведенное вместе, было подобно чудесному сну, а сны, как известно, не могут длиться вечно. В заключение загадочная красавица обещала ему не иметь более любовников, а своему другу пожелала найти «другую такую же Анриетту».

Печаль покинутого Соблазнителя была велика, он затворился у себя в комнате, не имея желания ни читать, ни сочинять, ни есть, ни пить и ни спать. Несколько дней прошли для него как в тумане. Но у Казановы завидное здоровье — ведь немощному телу не нужны женские ласки, а знаменитый Соблазнитель гордился своим телом, своей выносливостью и неутомимостью в любви. Постепенно потребность в радостях плоти возобладала над томлением духа. Приятели, прознавшие о возвращении Соблазнителя, пригласили его на дружескую пирушку и там вернули его к жизни. Казанова всегда любил хороший стол, однако в «Мемуарах» он неоднократно признавался, что более всего ценил простую здоровую пищу, особенно макароны. Что ж, даже у гражданина мира могут быть национальные пристрастия. После пирушки Казанова отправился в театр, где его наметанный глаз тотчас заметил хорошенькую актрису, и после спектакля он за двадцать цехинов купил себе ее благорасположение на ближайшую ночь. Ночь прошла восхитительно, а через три дня Казанова обнаружил у себя ставшие привычными симптомы дурной болезни. И он вновь пожалел об утрате Анриетты. «Быть может, это судьба наказывает меня за то, что я так быстро забыл ее», — подумал Соблазнитель.

В подавленном состоянии Казанова возвратился в Венецию под крылышко к приемному отцу. К этому времени дела его поправились, дебоши и распутство забылись, инквизиция перестала о нем вспоминать. Сам же Казанова, не в силах забыть очаровательную французскую авантюристку, впал в уныние: он либо ходил в церковь, либо сидел дома и беседовал с Брагадином и его почтенными друзьями. Старики радовались, но и тревожились одновременно. Они окружили его неустанными заботами и щедро снабдили деньгами. Золотой дождь способствовал быстрому исцелению Соблазнителя от черной меланхолии. Тоскующий влюбленный вернулся к прежней жизни, то есть к кутежам, попойкам и женщинам, а вскоре его одолела тяга к странствиям. В мае 1750 года Казанова покинул Венецию и вместе со своим молодым приятелем Антонио Балетти отправился в Париж знакомиться со столицей просвещенного мира.

По дороге он на неделю задержался в Лионе, где «один почтенный человек», как именует его Казанова, «доставил ему милость» и ввел его в масонскую ложу, где тот получил звание ученика. Причин для вступления Казановы в братство вольных каменщиков могло быть множество. Авантюрист издавна интересовался магией, а ритуальная сторона деятельности масонов состояла преимущественно из загадочных обрядов, посредством которых неофиты приобщались к мистическим таинствам. Будучи, несомненно, наслышанным и о масонах, и о розенкрейцерах, ему наверняка было любопытно познакомиться с этими людьми поближе. Кроме того, любой масон, невзирая на его положение в обществе, именовался «братом», а значит, став причастным к сей разветвленной организации, Казанова получал право говорить на равных с сильными мира сего, к чему он всегда стремился. Вступление в ложу было поистине дальновидным поступком, ибо братья-масоны оказывали друг другу поддержку не только моральную, но и материальную. Все члены братства были обязаны пополнять «братскую» кассу, однако от каждого требовали по возможностям, что также устраивало Казанову.