Казанова

Располагая избытком свободного времени, Казанова, по обыкновению, принялся за штудии и взялся за перо. В это время он усиленно работает над «Историей польской смуты», начатой еще в Варшаве, пишет комедию, посвящает стихи своим друзьям. «В сорок девять лет я уже ничего не ждал от Фортуны, сердечного друга юношей и заклятого врага мужей зрелых», — подводил он итог своего пребывания в Триесте. С каждым годом он все больше увлекался философствованием.

СТАРОСТЬ И СОБЛАЗНИТЕЛЬ — ПОНЯТИЯ НЕСОВМЕСТИМЫЕ. ПРОЩАНИЕ С ВЕНЕЦИЕЙ

Через восемнадцать лет Казанова вернулся на родину. На этом чрезвычайно важном для себя событии он без всяких объяснений оборвал свои «Мемуары». Известно, что изначально он намеревался довести записи до 1797 года, но сделать этого не успел — в 1798 году смерть забрала его к себе. Одни казановисты считают, что Авантюрист собирался прожить по меньшей мере еще лет пять после указанной даты: так нагадал ему оракул. Но на этот раз оракул ошибся. Поэтому бумаги и рукописи, оставшиеся после Казановы, пребывали в полнейшем беспорядке. Оказалось, что «Мемуары» завершались рассказом о поездке Казановы в Париж в 1782 году. Другие полагают, что последнюю часть автор написал, но не опубликовал по причине того, что многих поступков, совершенных им по возвращении в Венецию, он стыдился.

Обе версии вполне правдоподобны. Если Казанова писал свои записки исключительно, чтобы вновь пережить лучшие годы своей жизни, то естественно утверждать, что завершил он их воспоминаниями о своем пребывании в Триесте. Дальше жизнь его покатилась под уклон, становясь все беднее и постепенно превращая его в затворника. Не имея достаточных средств к существованию, Казанова делал попытки вернуться в свет, но безуспешно. У него уже не было никого, кто был бы в состоянии ему помочь. Ежели все-таки он продолжил описание своих злоключений, то, возможно, после прочтения он уничтожил их, не пожелав хранить воспоминания о не самых приятных и достойных годах своей жизни.

«Мемуары» обрывались, но жизнь автора продолжалась.

3 сентября 1774 года трое инквизиторов, входивших в состав зловещего трибунала (Франческо Гримани, Франческо Сагредо и Паоло Бембо), подписали разрешение, согласно которому изгнанник Казанова получал право свободного проживания в Венецианской республике, а 10 сентября венецианский консул в Триесте вручил Казанове долгожданное помилование. Хотя Авантюрист давно ожидал этого решения и в глубине души был уверен, что непременно его получит, но, увидев бумагу, он застыл как изваяние. Затем, осторожно взяв документ из рук консула, он медленно поднес его к глазам. Не имея ни сил, ни желания вчитываться в текст, он смотрел на него, как смотрят на страницу из редкой рукописи, любуясь четко выписанными силуэтами букв и замысловатыми росчерками пера. По щекам его медленно катились слезы. Впервые в жизни Казанова плакал от радости. Через двадцать четыре часа он уже был в Венеции.

«Мне казалось, что в Венеции я буду жить счастливо и перестану нуждаться в милостях слепой богини. Я рассчитывал зарабатывать на жизнь своими способностями, уверенный, что никакие несчастья мне более не грозят, ибо вооружен я был многострадальным опытом, и все заблуждения, способные увлечь меня в пропасть, были мне ведомы. Мне также казалось, что государственные инквизиторы считали себя обязанными предоставить мне в Венеции какое-нибудь занятие, дабы вознаграждение за него позволило бы мне, одинокому и без семьи, жить безбедно, довольствуясь необходимым и с охотой обходясь без излишеств», — написал Казанова на последней странице «Мемуаров».