Вернувшись в Варшаву, Казанова обнаружил, что положение его нисколько не улучшилось, а, можно сказать, вовсе стало невыносимым. Ко двору его более не приглашали, знакомые отказывались здороваться, в домах, где прежде принимали, теперь на порог не пускали, а там, где привечали, впускали, но обходились скверно — не разговаривали и внимания почти не обращали. Наказание молчанием было для Авантюриста хуже смерти. Лишенный слова, он напоминал выброшенную из воды рыбу, что, тяжело дыша, отчаянно шлепает губами, глядя на мир обиженным стекленеющим взором. Окончательно удручило его анонимное письмо, извещавшее, что король более не желает видеть его, ибо до него дошли сведения о неблаговидных поступках венецианца во Франции, где он прикарманил изрядную сумму из лотерейной казны, и Италии, где он зарабатывал на жизнь низким ремеслом бродячего комедианта. Понимая, что опровергнуть клевету ему не удастся, Казанова в сердцах повелел собирать чемодан, но вскоре отменил приказание. У него совершенно не было денег: ни на дорогу, ни для того, чтобы рассчитаться с долгами.
После получения подметного письма Казанова затворился у себя в комнатах, виделся только с Кампиони, выполнявшим время от времени кое-какие его поручения, и писал письма, пытаясь раздобыть хоть сколько-нибудь денег. Неожиданно к нему прибыл один из офицеров, который был свидетелем его дуэли с Браницким, и передал ему от имени короля приказание в неделю покинуть город и его пределы.
— Я не склонен подчиняться подобному приказу, — низко кланяясь, ответил Авантюрист. — Иначе я вынужден буду сообщить всем, что делаю это не по своей воле.
— Поступайте, как сочтете нужным, — ответствовал ему офицер. — Я доложу государю, что исполнил поручение.
Казанова был в ярости. Он давно уже собирался покинуть Варшаву, но по доброй воле (а если бы нашел способ скрыться от кредиторов, то наверняка бы уже уехал). Теперь же, когда ему приказывали это сделать, его вольнолюбивая натура преисполнилась возмущения. Недолго думая, он сел и написал длинное гневное письмо королю, где многословно доказывал, что честь его не позволяет ему в одночасье сняться с места и отправиться на все четыре стороны. Подписавшись, Казанова задумался: с кем передать его величеству подобное послание? Его самого король более не принимает, он в опале, так кто же рискнет взять на себя сей труд?
Пока он размышлял, явился новый посетитель, граф Мошинский, приближенный ко двору. Так как целью его визита было единственно выражение сочувствия впавшему в немилость путешественнику, тот решил прочесть ему письмо и спросить совета, как доставить его королю. Выслушав дерзкое послание, Мошинский тяжело вздохнул и пообещал лично вручить его Станиславу Августу. Однако есть основания полагать, что он не отдал послания, дабы еще более не настроить монарха против непокорного венецианца, а изложил суть дела на словах. Но как бы там ни было, утром Мошинский вновь явился к Казанове и передал ему от имени Его Величества тысячу дукатов.
— Королю, — сказал он, — было неведомо ваше стесненное положение. Отсылает же он вас только потому, что желает вам добра. Сейчас многие готовы вызвать вас на дуэль, но драться вам нельзя. А посему люди эти, когда вы не примете их вызов, попросту попытаются вас убить.
Обстоятельная речь графа Мошинского, равно как и привезенная им сумма улучшили настроение Авантюриста. Он попросил графа поблагодарить монарха от его лица за неустанные заботы и попечение, а граф в ответ попросил Казанову принять от него лично скромный подарок — карету, ибо ему было известно, что таковой у путешественника на тот день не было. На прощание Мошинский и Казанова обнялись словно давние друзья.
Через несколько дней Казанова отбыл в Дрезден, прихватив с собой очаровательную польку, прекрасно говорившую по-французски. Девица собиралась наниматься в гувернантки к дочерям одной знатной особы. Соблазнитель же предложил ей стать его «гувернанткой», то есть отправиться вместе с ним и по дороге оказывать ему разные мелкие услуги. Жалованье, которое он обещал платить ей, было раз в десять больше того, что давали ей у знатной особы. На всякий случай Казанова сразу дал ей два дуката задатка. Утром, когда путешественник садился в карету, легкое и гибкое создание юркнуло в карету. Весь багаж новой «гувернантки» состоял из маленького узелка с парой рубашек и носовых платков.