Казанова

Женщина эта оказалась француженкой, и говорила она только по-французски. Назвалась она Генриеттой. Когда полиция удалилась и венгерский офицер вместе с нею поехал в Парму, Казанова отправился вслед за ними. Оказалось, что шестидесятилетний венгр и не знал ее толком. Он подобрал ее на дороге, и теперь она лишь создавала ему ненужные проблемы.

— Скажите мне, мадам, — спросил Казанова, — кем приходится вам этот капитан — женихом или отцом?

— Ни тем, ни другим.

Подобный ответ удовлетворил Казанову, и он прямо предложил Генриетте себя вместо ее предыдущего спутника.

Очень скоро им обоим стало ясно, что все происходящее с ними — более чем серьезно. Было совершенно очевидно, что он влюбился в нее по уши, а она отвечала ему взаимностью, хотя и не спешила признаться в этом. Ей вообще было труднее, чем ему: она не знала, что ей делать с этим свалившимся на нее чувством.

Уже в Реджио она спала вместе с ним. Казанова купил ей несколько женских платьев и был поражен ее преображением. Перед ним стояла настоящая графиня. Собственно, таковой она и была.

В тот вечер она переоделась к ужину в темно-лиловое платье, и Казанова нашел ее обворожительной. Выпив вина, которое им принесли, они долго сидели и разговаривали. Было уже совсем поздно, когда, спокойные и умиротворенные, они вернулись в гостинцу. Едва они переступили порог комнаты, как Казанова поцеловал ее, и это яснее всяких слов сказало Генриетте, что она для него значит и как он к ней относится. А уже в следующее мгновение ураган страсти захлестнул их обоих.

В комнате было полутемно. В камине горел неяркий огонь, и Казанова начал медленно снимать с нее платье. Какое же это восхитительное чувство — остаться вдвоем и знать, что никто не помешает делать все, что захочется. И они целиком отдались этому чудесному ощущению. Потом Казанова зажег свечи и торжественно повел ее к широкой кровати. Он снял с нее остатки одежды. Его пальцы двигались томительно медленно, и Генриетта вдруг поняла, что буквально сгорает от нетерпения. Но и ей тоже не хотелось торопиться, поэтому, когда они наконец скользнули под белоснежные простыни, она долго лежала неподвижно, наслаждаясь близостью его жаркого тела.

— Я очень люблю тебя, — шепнул он.

— Я тоже тебя люблю, — тоже шепотом ответила она.

После этого все вдруг стало легким и естественным, и они без оглядки отдались на волю сжигавшей их страсти…

Потом они долго лежали, утомленные, но счастливые. Говорить о чем-то не было сил. Однако в ее глазах Казанова вдруг заметил что-то ностальгически-печальное и сразу понял: прошлое все еще владеет ею. Иначе и быть не могло.

— С тобой все в порядке? — тихо спросил он.

— Да, со мной все в порядке, — ответила она, — ты сделал меня счастливой.

Историки еще долго будут спорить по поводу того, каково было настоящее имя этой таинственной женщины. Скорее всего, ее подлинное имя было Жанна-Мария д’Альбер де Сент-Ипполит. В 1744 году она вышла замуж за Жана-Батиста Буайе де Фонколомба, и у них было двое детей, а потом она вдруг покинула мужа, и теперь ее разыскивали. Как утверждает сам Казанова, причиной побега был ее свекр, который хотел отправить Генриетту (мы будем называть ее именно так) в монастырь.

Казанова и его возлюбленная потом жили в Парме, родном городе его отца. Она обожала музыку, и они ходили в оперу. Он обучал ее итальянскому языку. От любви Казанова совсем потерял голову. «Что это за сокровище, — писал он, — владельцем которого я стал? Мне казалось невозможным быть счастливым смертным, обладающим ею». А еще он сам признался: «Я был очень счастлив с Генриеттой». Каждый раз, когда он спал с ней, ему казалось, что это происходит с ним впервые…

К сожалению, все закончилось через три месяца. На их беду Генриетту узнал некий господин д’Антуан, друг ее семьи, и он принудил ее вернуться домой. В феврале 1750 года расстроенный Казанова проводил Генриетту до Женевы. Там они остановились в гостинице «Весы». Специально приехавший из Франции господин Троншен вручил ей тысячу луидоров, из которых половину она тут же отдала Казанове, а потом они расстались.

Горе Казановы не поддается описанию. Оставшись один, он еще долго потом бродил по улицам, размышляя о несправедливости судьбы. Когда же он вернулся в гостиничный номер, на оконном стекле он обнаружил те самые слова: «Ты позабудешь и Генриетту». Это она нацарапала бриллиантом кольца, которое он ей подарил.

Легко сказать, позабудешь… Казанова так и не смог забыть ее. Его рана так и не зарубцевалась, и он потом всю оставшуюся жизнь вспоминал о ней, и эти воспоминания были бальзамом для его израненной души.

Тогда, в далеком 1750 году, вернувшись в Парму, Казанова получил от Герниетты письмо. Вот оно: