Казанова

– Эти письма, синьора, написала женщина, впитавшая ненависть к мужчинам с молоком матери. День, когда я ее встретил, был несчастнейшим в моей жизни. – Он горько усмехнулся. – Все случилось в сентябре. Настала пора первых осенних холодов. Жарба зажег камины. Без Паулины я смирился с однообразным течением дней и почти не выходил из дома, разве что дышал свежим воздухом в саду или отправлялся с Мартинелли выпить чашку шоколада. Если бы человека, любого человека, удовлетворяла такая жизнь, скольких опасностей он сумел бы избежать! Но мне она вскоре наскучила, и я, как балованный ребенок, начал мечтать о приключениях, о какой-нибудь захватывающей истории. В этом рассеянном состоянии я как-то встретился на улице с одним давним, но вовсе не близким знакомым. Неким Малинганом, небогатым фламандским офицером, которому я помог в Экс-ля-Шапели. Он остался мне благодарен и по-прежнему был обо мне наилучшего мнения. Уверен, синьора, вы заметили – когда все преимущества у одной стороны, о равенстве не может быть и речи. Признаюсь, этот Малинган был мне безразличен, и хотя он не однажды приглашал меня отобедать в их доме, я неизменно находил предлоги для отказа. Но теперь согласился его проведать, наверное, от скуки. Я побывал у него следующим вечером, увидел там множество иностранцев вроде меня и не смог скрыть разочарования. Все они жаловались на разные тяжкие обстоятельства и, очевидно, бедствовали, но не старались что-либо предпринять и улучшить свое положение, а значит, не блистали ни умом, ни способностями. Я затосковал еще сильнее и сразу после ужина решил откланяться. Но, встав из-за стола, заметил, что Малинган говорит в дверях с какой-то молодой дамой. Она уловила мой взгляд, обернулась и улыбнулась мне. Поверьте, синьора, на свете не много подобных улыбок. Я был сражен наповал и понял, что не уйду из его дома, не узнав имени юной красавицы. Однако, сделав несколько шагов, уже не сомневался, что мы с ней прежде встречались…

Глава 5

– Позвольте мне представить, – сказал Малинган. – Мсье Ка…

– Сейнгальт, – поправил его Казанова. – Шевалье де Сейнгальт. Но нам нет надобности представляться, потому что мы давно знакомы. Не правда ли, мадемуазель?

– Да, мсье, вы не ошиблись. В Париже вы посадили меня на колени, были очень любезны и поцеловали меня.

– Тогда вы были ребенком, а иначе я бы не позволил себе такую вольность.

– Мне было тринадцать лет.

– А теперь?

– Восемнадцать.

– Да, вы уже не ребенок.

– Нет, мсье.

– Я польщен, мадемуазель, что вы меня запомнили.

Она засмеялась. Как она могла забыть знаменитого…

– Какое имя вы сейчас носите, мсье?

– Сейнгальт. У мужчин может быть несколько имен, мадемуазель.

– У женщин тоже, – ответила Шарпийон и с силой взмахнула крылом своего веера.

– Я вспомнил, – проговорил Казанова. – В Париже вы называли себя Буланвиллями. А быть может, Аугспургерами?

– Аугспургер – это фамилия моей матери.

– Она в Лондоне, вместе с вами? Как она поживает?

– Благодарю вас, мсье.

– А ваши тетки?

– С ними тоже все в порядке.

– Могу я спросить, где вы живете?

– У нас особняк на Денмарк-стрит, неподалеку от церкви Сент Джайлс. Не собирается ли шевалье нанести нам визит?

– Мадемуазель приглашает меня?

Малинган оставил их наедине. Казанова не отводил от девушки глаз, купая ее в их карем блеске.

– Я слышала, – заметила Шарпийон, – что вы тот самый джентльмен, поместивший объявление в окне.

– Да, и я этого не стыжусь.

– Говорят, что шутка вам дорого обошлась.

– Они ошибаются.

– Но теперь комнаты освободились? Я хотела бы их занять.

– А ваша матушка одобрит такой поступок?

– Нет, мсье, не одобрит. Но я желала бы проучить автора объявления.

– Он не совершил ничего предосудительного.

– Он оскорбил всех женщин, мсье. Он посмеялся над нами.

– Мадемуазель, уверяю вас, я неповинен в подобном намерении. И вы должны помнить, что здесь я иностранец. Чужой. Меня это устраивает, и я хотел бы оставаться в таком положении как можно дольше. Но ответьте мне, как вы накажете… незадачливого автора?

– Я заставлю его в меня влюбиться, а затем вволю поиздеваюсь над ним.

– Ваш план чудовищен, мадемуазель! И вы столь уверены в своих чарах?

– Вам известна поговорка, мсье: «Некоторые собаки любят, когда их бьют».

– Да, я ее слышал, однако не из столь юных и прелестных уст. Ради чести мужского пола я желал бы доказать, что вы заблуждаетесь.

– И что ж это за честь?

– А какова ваша честь, мадемуазель?

– А вы проверьте, – засмеялась она, – если знаете, где искать.

Они оба натянуто улыбнулись, как незнакомцы, готовые открыть друг другу сердца, или бывшие друзья, ждущие каких-либо неприятностей. Казанова достал из петлицы камзола кроваво-красную розу, которую срезал утром в своем саду.

– Красота, – произнес он, аккуратно удалив шипы, – это естественный комплимент красоте. Прошу вас…

Она взяла цветок и повертела его в своей обтянутой перчаткой руке.

– Мсье, – призналась она, – у меня такое чувство, будто я знакома с вами всю свою жизнь.

Глава 6

«Аугспургер!»