Казанова

Казанова был, прежде всего, венецианцем, и в первую очередь именно по отношению к сексу. В Венеции существовала необычная концепция личного пространства. Тогда город был, пожалуй, самым густонаселенным в мире. По своей исторической сути он до сих пор остается, архитектурно и географически, местом, которое требует полного пересмотра современных представлений о частной жизни и межличностных отношениях. Постельные стоны, храп, споры» смех отчетливо слышны вдоль узких каналов и переулков. И только маски и закрытые гондолы, похожие на «плавучие двуспальные кровати», создавали небольшие оазисы частной жизни. Это, наряду с тем фактом., что ранний сексуальный опыт Казановы был связан с двумя сестрами, помогает объяснить повторяющийся мотив сексуальных контактов, которые могут показаться в наши дни публичными. Связь с Нанеттой и Мартой; гречанка, с которой он совокуплялся на глазах у Беллино; длительный роман вчетвером с Катериной Капретти, М. М. и де Берни со всеми удовольствиями вуайеризма: подглядывание за дочерью его римской домовладелицы и ее портным и последующее совокупление — все это признаки, говорящие об особенностях его сексуальной одиссеи. Казанова инстинктивно стремился к «серийной моногамности», но неоднократно увлекался или вовлекался в эксперименты, позволявшие разделить полученное удовлетворение с большим количеством участников. Напряжение сексуальной интриги усиливалось вуайеризмом, бесконечно повторяемой темой в искусстве, порнографии и эротической литературе того периода. Поскольку игра, назначенная быть тайной, велась при свидетелях, то все это напоминало театр, Казанова действовал в пределах канонов подавляющей части эротической литературы своего времени — и это дает основания причислить к ней его мемуары.

Вуайеристский аспект сексуальной жизни Казановы и его описания могут рассматриваться с учетом венецианского опыта, но одновременно отражают и эротические литературные искания эпохи. Романы о либертенах, которые предшествовали сентиментальным мемуарам Казановы, тоже способствуют нашему пониманию этого аспекта его сексуальной жизни. Художественная порнография вроде «Странствующей потаскухи» Пьетро Аретино, анонимной «Академии дам» и «Венеры в монасгаре» аббата Жана Баррена предвосхищали некоторые из его эротических опытов с монахинями и ученицами. Предвосхищение — это одна из основных функций эротики. Если какая-либо тема и была типична для либертенских работ того периода, то это вуайеризм, и Казанова отражает свое воплощение того, что было написано и мыслилось как зов желания. Повсюду в либертенских историях персонажи наблюдают друг за другом из- под муслина или маски, в замочную скважину или в проделанный где-то глазок, прячась в садах, или с помощью зеркала. В рассказе о сексе Казановы присутствуют все стили. И это в обычае Венеции восемнадцатого века — в скрывающемся за приоткрытым занавесом тайном мире зеркал, решеток и наполовину скрытой от глаз личности. Это привносило, как написал один историк культуры, «атмосферу театральности во всю сферу [секса]. Секс livres philosophiques был в стиле рококо».

Кроме того, отношения между женщинами и Казановой формировала Венеция. В восемнадцатом веке венецианская мода на чичисбеев (или культ «галантного кавалера» — cavaliere servente) была в самом разгаре. Гости города следовали моде, но Казанова почти не упоминает об этом, кроме как в эпизоде на Корфу с женой военного. Чичисбеи, cavaliere servente, в традициях средневековых рыцарей ухаживали за женщиной старше себя по возрасту и, как правило, принадлежавшей к более высокому социальному классу. Некоторые кавалеры считались защитниками чести женщины, и отмечалось, что женщины относились к таким мужчинам как к своим парикмахерам — давали им привилегированный доступ к будуару и сплетням, плюс кое-что еще. Других кавалеров законные мужья и венецианское общество принимали в качестве сексуальных и романтических партнеров женщин; столь запутанная ситуация произвела глубокое впечатление на леди Мэри Уортли Монтегю, когда она посещала Венецию в 1716 году и в 1740-е годы. Казанова вырос в городе, где многие женщины пользовались, таким образом, определенной степенью сексуальной свободы, опережавшей их время. И это было дополнительной причиной, почему венецианский стиль поведения вызывал в ту эпоху восхищение, он, говоря шире, делал больший акцент на идее женской сексуальности, нежели стало принято в последовавшие затем века. И женщины по всей Европе подвергались опасности сексуального интереса, неожиданной информации и, по всей видимости, расширения сексуального опыта с путешествующими венецианцами, такими как Казанова, хотя он был более светским, более галантным и более сексуально искушенным, чем многие другие.