Казаки-разбойники

А потом три девочки из другого класса танцевали танец снежинок. На них были платьица, как на балеринах, только из марли. Марля была туго накрахмалена, и юбочки торчали. А на головах у девочек были короны с блёстками. Елизавета Андреевна заиграла вальс, девочки закружились медленно, потом быстрее, быстрее, как кружится снег, если вдруг подует лёгкий ветер...

Это был замечательный концерт. Лида Алексеева тоже танцевала. Длинный Никифоров сказал, что он тоже знает стих. Дед-Мороз сказал, что Никифоров молодец и пусть расскажет стихи. Никифоров влез на стул. Все рассмеялись, потому что он и без всякого стула возвышался над всеми. Никифоров откашлялся, обвёл всех немного сонными глазами и начал:

—      «Птичка божия не знает ни заботы, ни труда...»

Все захохотали.

—      Какая птичка?.. Божия птичка!.. Ну и стих!..

Дед-Мороз тоже смеялся, и Вера Ивановна, и чужие учительницы. Никифоров потоптался на стуле и слез. Он только теперь сообразил, что бабушка научила его какому- то неправильному стихотворению. Наверное, бабушка выучила его ещё в царское время.

Потом все плясали и прыгали вокруг ёлки и просто толкались и хохотали. С потолка сыпались разноцветные кружочки конфетти, запутывались в волосах, оседали на ветках ёлки. Потом Дед-Мороз всем раздал по яркому кульку с гостинцами, а тем, кто выступал, дал ещё по конфете и по мандаринке. Это было особенно приятно — получить не то, что все, а ещё что-то, Любка очистила мандаринку и разломала пополам:

—      Соня, на.

И угощать такой особенной мандаринкой было очень приятно.

Они отломили по дольке и дали длинному Никифорову: он ведь тоже не побоялся выступать. И выступил бы, не такой уж он дурак. Просто его бабушка подвела. Никифоров положил угощение за щеку и сказал:

—      Бабушка меня подвела. А то бы я выступил не хуже других.

Соня сказала:

—      Ты вообще молодец.

Она умела всех утешить, а сама даже на ёлке была не совсем весёлая.

—      Праздник окончен! — крикнул Дед-Мороз. — Желаю весёлых каникул, безобразники!

И только тут Любка узнала, что это завхоз Василий Васильевич. Ну конечно, Василий Васильевич! Как здорово нарядился Дедом-Морозом, ни за что не узнать. Вот только очень уж знакомым показалось слово «безобразники», а уж когда Любка догадалась, кто это, она и валенки Василия Васильевича узнала. Новые серые валенки. Он ещё на днях говорил нянечке тёте Груне в раздевалке:

—      Валенки вот новые купил. А то от ревматизма спасения нет. Старые валенки не греют, а новые справил — теперь я кум королю.

Любка ещё тогда подумала: «Смешно: «кум королю».

—      Василь Василия! — закричала Любка. — Я вас узнала!

—      Смотри у меня! — весело забасил Дед-Мороз. — Ишь узнала! Кыш, безобразники! — и застучал об пол суковатой палкой.

И на улице и дома весь вечер в ушах у Любы был лёгкий звон праздника, запах ёлки и мандаринов, шелест конфетти, блеск ёлочных игрушек, самых непрочных и самых красивых игрушек на свете.

«В НЕБЕ ВЕТЕР СКОРОСТИ И ГОЛУБОЙ ПИЛОТ!»

Каникулы подходили к концу. Они были как один длинный день. В этом длинном дне было много снега, беготни по двору, катания на санках у Бережков. И все были свободны, и двор не был пустой: с утра и до вечера во дворе стоял крик игры. Мазникер грозил длинным пальцем, его жена Мазникерша ругалась и даже один раз замахнулась на Любку верёвкой, на которой висели бельевые прищепки, чтобы Любка не носилась под выстиранным бельём, развешанным поперёк двора. Но Любка не испугалась, она всё равно бегала. К вечеру приходила домой охрипшая, красная, опьяневшая от веселья и беготни. Мама вздыхала:

—      Скорее бы в школу, совсем ошалела...

—      Я, мам, не ошалела. Я зато целый день на свежем воздухе, — отвечала Любка. Едва коснувшись головой подушки, она засыпала.

В этот последний вечер каникул Любка влезла в сугроб и набрала в валенки снегу. Она бы и внимания не обратила на такой пустяк, мало ли что. Но к этому времени кончилась игра в казаки-разбойники, Славка Кульков и Нюра ушли со двора, а за ними и Риту позвала мама, покричав наугад в форточку. И Лёва Соловьёв побежал домой, как только ушла Валя. Любка осталась одна. И тогда Люба тоже пошла домой. Стащила с ног мокрые валенки, повесила у печки чулки, влезла в тёплые мамины тапки и подумала, что и дома тоже можно жить весело. Дома всегда были отложены какие-то заманчивые дела, которые она не успела сделать и решила сделать после. Сшить красное пальто для куклы. Может быть, сейчас этим заняться? Нет, лучше нарисовать картинку, как у Сони, — сад, а в саду девочка, в руке у неё яблоко. Когда Люба рассматривала эту картинку, висевшую у Сони на стене, ей казалось, что нарисовать такую очень просто. Надо только взять лист бумаги и цветные карандаши, и тогда картинка нарисуется. Люба вытащила из ящика альбом в толстом твёрдом переплёте. Листы в альбоме были толстые, как картон, и скользкие, их приятно было гладить ладонью.

Этот альбом Любе подарила мама на Новый год. Любке давно хотелось такой: в толстой обложке и чтобы сбоку был шёлковый шнурок.