Казак в океане

Катуари ненадолго открыла глаза. Ее мутный взгляд был бессмысленным, но Лука надеялся, что все поправимо, что она вновь станет той самой волевой и решительной женщиной, какой он запомнил ее по прежним встречам.

Он вертел в пальцах странный золотой медальон на цепочке. На нем были видны какие-то вензеля, но Лука не мог их хорошо рассмотреть. Он был явно европейского происхождения и мог бы рассказать о многом. Видимо, он был захвачен вместе с остальной добычей в этом походе или в предыдущих.

Лука часто щупал пульс, считал его удары.

Индианка пришла в себя. Она оглядела склоненного над ней Луку, что-то прошептала. Ничего не поняв, тот спросил медленно:

— Мадам, как вы себя чувствуете? Вам стало лучше?

Она медленно склонила голову, закрыла глаза и заснула.

— Люк, скоро начнется прилив, и нам надо спешить с отъездом, — напомнил Самюэль, тронув того за плечо.

— Я боюсь, что женщину опасно переносить, капитан, — ответил Лука и, посмотрев в глаза старого рыбака, понял, как того беспокоит его внимание к индианке. — Однако придется это сделать. Приготовьте лодку для нее.

Когда перешеек был окончательно залит морем, флотилия лодок тронулась в путь.

Лука предпочел индейскую пирогу, куда и перенесли индианку. Он беспокоился, что это ей повредит, но всё обошлось.

Индейцы уже поняли, что Лука хочет добра женщине из их племени, и не волновались теперь за ее здоровье. А Лука неотрывно смотрел на изможденное осунувшееся лицо индианки и постоянно щупал то пульс, то лоб, проверяя, не спадают ли жар и лихорадка.

До темноты флотилия преодолела только половину пути. Приходилось ночевать на берегу, для чего зашли в крохотную бухточку с песчаным берегом.

Катуари за день несколько раз приходила в сознание или просыпалась и каждый раз что-то тихо говорила. Это были короткие фразы, и индейцы не успевали даже понять ее слова, как она снова засыпала.

Лука за этот день дважды менял повязку и теперь был уверен, что сделал всё, что нужно. Теперь только время и молодой организм должны решить судьбу женщины. И Лука определенно был уверен, что она выздоровеет.

Он поил ее водой с желтым порошком, лихорадка помаленьку отступала, а утром она уже внятно сказала по-французски:

— Как ты тут очутился, Люк? Мне уже лучше. Это ты меня лечишь?

— Спокойно, Катуари! Вам нельзя так много говорить. Всё идет хорошо.

Она сделала попытку улыбнуться, но кроме гримасы ничего не получилось. А через несколько минут, выпив настой, она опять заснула. Две индейские женщины обмыли ее, обтерли по приказанию Луки и оставались с нею рядом всю ночь.

Лука же свалился и проспал до зари, поднявшись только тогда, когда лагерь уже снимался, люди готовились отправляться в дальнейший путь.

Катуари уже не спала и следила взглядом за лагерем. Она улыбнулась уже вполне осознанно, увидев Луку, и у того защемило в груди от ее взгляда.

— Мадам, вы хорошо выглядите! Вам лучше? А я проспал всю ночь!

— Да, мне лучше, Люк, — ответила она, и Лука в который раз удивился тому, как за последние месяцы улучшился ее французский. И он спросил:

— Как вам удалось так быстро освоить язык, мадам?

— Я старалась, Люк. Очень старалась. Теперь мы одинаково хорошо можем говорить друг с друом. Ты доволен?

— Доволен? Я в восторге, мадам! Это просто замечательно!

— Куда мы направляемся, Люк?

— В нашу усадьбу, мадам. Там у нас есть очень хороший лекарь, и вы быстро поправитесь. Дальней дороги вы не выдержите, уверяю.

— Я согласна, Люк. Но не называй меня мадам. Просто Катуари. Прошу…

Ее взгляд опять обдал его жаром, он задышал бурно, в голове забили молоточки. Уже сколько раз он ощущал столь сильное волнение, когда она смотрела на него такими глазами.

Вдруг Лука испугался. За эти три дня он ни разу не вспомнил о Луизе. А она ведь вынашивала его ребенка! Стало неприятно, грустно и не было возможности объяснить и оправдать всё это. Настроение его тут же испортилось.

Она заметила это, спрашивать не стала, и он был благодарен ей.

После полудня вдали показались очертания берега, мысок, за которым начинались земли их усадьбы. А час спустя они уже расположились в домике для плотников, сейчас пустовавшем.

— Жан, беги в усадьбу и сообщи о нашем прибытии, — распорядился Лука. — И пусть немедленно привезут побольше еды. Для всех! Беги, мальчик!

Катуари осторожно перенесли в дом, уложили на топчан, сменив старые соломенные матрасы на свежее сено и морскую траву.

Индейцы и негры с негритянками разжигали костры, готовясь к получению продуктов из усадьбы. Они повесили котлы для кипячения воды и перекусывали ничтожными остатками пищи.

Первым прискакал на неоседланной лошади Назар. Он спрыгнул на землю, поискал глазами Луку и быстро направился к нему.

Друзья обнялись, расцеловались, но тут взгляд Назара выхватил вдруг индианку. Вначале он не придал этому значения, потом резко обернулся и впился глазами в ее лицо. Спросил хрипло:

— Это она? Катуари?

— Да, — вынужден был ответить Лука с замиранием в сердце. Не понравилось ему почему-то такое волнение друга. — Мы подобрали ее с индейцами в море и привезли сюда. Она ранена и страдает.

— Она выздоровеет?