На третьем призыве Иван вновь взялся за рукоять клинка, и старец предпочёл не рисковать. Впрочем, сузившиеся очи заполыхали знакомым оттенком оранжевого, было явно заметно, что человек не в настроении шутить. Тьма сгустилась до состояния липкой ваксы, идолы древних богов заполыхали собственным голубым и зелёным светом, озарив поляну у реки. Раздался заунывный вой, чьё-то удовлетворённое рычание, и откуда-то из камышей стали выползать отвратительные человекоподобные чудовища. Они словно просыпались от давнего сна, размыкали уродливые конечности и роняли слюну, зевая во всю пасть, полную гнилых, но острых зубов…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
— Я к нему несправедлива или он это нам специально? Тока за то, шо я таки не отдала ваше чистое казачье тело на потеху тем недомытым бабам в пенсне, — задумчиво протянула Рахиль, и рявкнула на старичка: — Отвечай, козёл безрогий!
— Рогатый… — таинственно хихикнул он.
— Безрогий, — ровно опроверг подъесаул, в два взмаха клинка совершив непоправимое.
Роскошные оленьи рога, покачнувшись, рухнули наземь. Старец ошарашенно взял их в руки, всхлипнул, но поздно — синее сияние рогов явственно таяло…
— Идиоты, — без малейшей попытки закосить под древнерусскую речь пискнул дед, похожий на отупевшего марала по весне. — Они ж меня теперь сожрут! И вас тоже, но вас-то не жалко… Как вы посмели?!!
— Нам можно, мы же проклятые, — безмятежной кошкой потёрлась о рукав любимого иудейская язва. — По крайней мере, Ваня точно проклятый, а я нарываюсь. И нам после этого всё фиолетово!
Но глава общины язычников, не дослушав, неожиданно проявил ретивую прыть и, по-козлиному скакнув в сторону, повёл себя вообще самым непотребным образом. Рванув на груди рубаху, он выставил наружу нацистский Железный крест на верёвочке и истошно завопил:
— Ахтунг! Ахтунг! Дас ист фашист!
Навь недоверчиво приостановилась, мускулистые и склизкие чудовища заинтересованно смотрели на человека, пытающегося их обмануть…
— Зиг хайль, майн фюрер!
— У меня родной дед погиб на Великой Отечественной, — тихо протянул Иван Кочуев.
— А у меня двоюродный, по папе. И треть маминой родни в лагерях, — так же негромко поддержала боевая еврейка. — Давайте не будем ссориться за пальму первенства и убьём его вместе. Вы «за»?
— Нет.
— Он фашист, антисемит и таки русофоб, как все приличные фрицы! Вы меня конспектируете?
— Я стариков не бью… В этом славы нет, — обрезал астраханский казак, и Рахиль не оставалось ничего, кроме как, раздражённо передёрнув затвор, встать спина к спине с этим чубатым упрямцем. А кто-то подумал, что она его бросит?
Навь покосилась на них, а потом две-три твари без предупреждения бросились вперёд и, невзирая на блестящий немецкий с правильными нацистскими лозунгами, порвали старца в лоскуты. И хотя мгновением позже в четыре очереди из «галила» отчаянная еврейская девочка расстреляла этих ублюдков, не менее пятидесяти таких же (если не хуже!) монстров начали подбираться и к нашим героям. Не сговариваясь, сладкая парочка предприняла тактическое отступление в ту же баньку, сколь решительное, столь же и безоглядное. Короче, метнулись так, что только пятки сверкали! Навь с воем ломанулась вслед…
Бегство не всегда худший способ выйти сухим из воды. Понимаю двусмысленность и даже парадоксальность данной фразы, но тем не менее она верная. Как мы уже отмечали ранее, с неумеренно превосходящими силами противника обычно рубится герой, обладающий мускулами слона и мозгами курицы. Того начитанного умника, что советует вам: «Ни за что не бегите от рычащей собаки — просто строго посмотрите ей в глаза!» — просто ещё никогда не кусал бультерьер.
Подавляющему большинству псов ваши «кто кого пересмотрит» абсолютно до лампочки, и умение вовремя влететь в подъезд, вскарабкаться на забор или влезть на дерево наверняка окажется более полезным для вашей жизни, здоровья и психики. К тому же нет ничего веселее, чем видеть разобиженную морду злобной псины, которая так хотела тяпнуть вас, — а фигу ей!
Примерно так рассуждали и наши практичные грешники, забаррикадировав дверь и время от времени аккуратно отстреливая через узкое окошечко наиболее психованных особей. Навь рычала, шипела, плевалась, скребла когтями, скрежетала зубами, но поделать ничего не могла. Это дало возможность господину филологу прочесть коротенькую, но специфическую лекцию на тему современного неоязычества.