Снял папаху и почесал косой шрам, пересекающий левую половину головы, след от вражеской пули, полученной в последнем бою. Так случились, что я случайно попался на глаза командиру дивизии, и тот, не долго думая, вручил мне пакет и уже спустя час, с десятком казаков я ехал в отдельный партизанский отряд Лазаря Бичерахова, который находился в Персии. Задание было выполнено, и через две недели мы возвращались обратно в расположение своей дивизии, которую снимали с Кавказского фронта и отправляли вглубь России. Однако если к Бичерахову мой небольшой отряд добрался без потерь, то на обратном пути нас атаковали три десятка курдов. Тогда мы отбились, но в самом конце стычки, по моей голове прошлась эта злосчастная пуля. Так я получил свое первое ранение, и чуть было не погиб.
Как я тогда выжил, до сих пор не знаю, но когда казаки везли меня в расположение наших частей, начинающих отход по всему фронту, мне привиделся абсолютно седой казак лет пятидесяти в простом потертом чекмене. Казалось, что я сижу посреди пустыни, вокруг никого и ничего, постоянно хочется пить, а голова окровавлена и каждое движение вызывает нестерпимую боль. Вдруг, рядом со мной возникает этот человек и, присев прямо на песок, спрашивает меня:
- Что, внучок, и твой час пришел?
- Да, - отвечаю, я ему, хочу встать, а ноги не слушаются.
- Это ты зря, тебе еще жить и жить.
- Так, как же жить, когда я умираю?
- Это ничего, сейчас я тебя подлечу, и смерть отступит, - старик кивает головой, проводит своей рукой по моей голове, и кровь перестает сочиться, а голова уже и не болит.
- Как это? - удивляюсь я, и тоже провожу руками по голове, потом смотрю на ладони, а они совсем чистые.
- А вот так, - усмехается этот непонятный седой казак. - Я тебя спасаю, а за это ты должен продолжить службу на благо своего народа и, может быть, помочь ему из той кровавой каши, что сейчас заваривается, с меньшими потерями выбраться.
- Ну и шутник ты, дедушка. Службу я продолжу, а вот насчет народа, это ты загнул. Я далеко не герой, а ты говоришь про такое дело, которое только богатырям по плечу. Как народу помочь, когда тысячи лучших умов российских, политиков, генералов и ученых, не знают что делать?
- Ты все поймешь, обещаю, и предназначение свое выполнишь, - этот старик улыбнулся мне доброй улыбкой, и добавил: - Ты просто живи по чести, и иди туда, куда тебя сердце зовет.
После этих слов седой казак исчез, а я очнулся в госпитале Тифлиса и узнал, что десять дней был без сознания. Врачи говорили, что шансов выжить у меня практически не было, а я выжил. Они утверждали, что меня должны были мучить постоянные головные боли, а я чувствовал себя вполне неплохо, и быстро шел на поправку.
Миновало три месяца, и я покинул город Тифлис, в котором начинались массовые беспорядки и творились бесчинства дезертиров, огромными грязными ордами бежавших с Кавказского фронта. Рано или поздно, вся эта масса обозленных на весь свет людей, докатится до родных российских просторов, и сомкнется там с другой такой же массой, пришедшей с запада. Что из всего этого выйдет, остается только догадываться, хотя и так понятно, что ничего хорошего не ожидается.
В купе, весело переговариваясь, вошли мои попутчики, два подхорунжих из пластунской бригады генерала Букретова и есаул Савушкин из 82-й Донской особой сотни.
- Костя, посмотри! - Максим Савушкин взмахнул рукой, в которой была зажата газета.
- Что там? - присаживаясь к окну, спросил я.
Есаул расположился напротив и, заглянув в газету, сказал:
- Пока мы на Кавказе сидим, в стране такие события творятся, что сам черт ногу сломит. В Питере власть захватили какие-то большевики, а правительство теперь называется Совет Народных Комиссаров. Было восстание юнкеров, которые ожидали подхода Краснова, но оно закончилось неудачей. Юнкера захватили Госбанк, гостиницу "Астория" и телефонный узел, и на этом все. Потом большевики загнали их по казармам и училищам, пообещали их распустить, если те сдадутся, а когда те сложили оружие, всех расстреляли. Представляешь, восемьсот мальчишек погибло.
- Представляю.
- Так мало того, - разошелся есаул, - Москва теперь тоже под ними.
- А что Краснов? - спросил я. - Почему не помог юнкерам?
- Его на Пулковских высотах встретили, с ним только семьсот казаков, а против, десять тысяч Петроградского гарнизона, моряков и каких-то непонятных красногвардейцев.
- И все это в газете?
- Нет, - помотал Савушкин головой, - это мы у одного из телеграфистов узнали, а в газете Декреты о Мире и Земле.