Фаина подбежала и вцепилась руками в ивняковую жердину, конец которой воткнулся в перекипающие буруны. Если бы рыба не делала усилий сняться с крючка, подергивая рывками, то можно было посчитать, что он увяз в коряжине. Между тем тяга нисколько не ослабевала. У Тихона Маркяныча от напряжения на лбу выступил пот. Вдруг леска круто пошла в сторону, и у камыша раскатисто бабахнуло!
– Ччертяка хапнул! А?! Слыхала? Истый антиллерист! – восхищенно простонал Тихон Маркяныч, окинув жилицу ошалевшими глазами. – Кубыть, не сдюжим. Оборвет!.. Косу… Неси косу!
Фаина помчалась к тачке, позабыв и про гадюк, и про самое себя, и обо всем на свете. Ах, этот неуемный рыбацкий азарт!
Передавая ей удилище, Тихон Маркяныч умоляюще наставил:
– Ну, Феня, крепись. Зажми удилку ишо промеж коленок. Так покрепче. И не давай воли, тягни на берег.
И, как был в галошах, забрел в воду, примериваясь острием косы к вымелькивающей из буруна черно-серой хребтине. Коротко замахнулся и ударил! В тот же миг дьявольская сила вырвала удилище из рук девушки и понесла его по течению. Потрясенный развязкой, рыбак ожег виновницу гневно-страдальческим взглядом:
– Эхх… Ворона! Я тобе наказывал… А ишо ниститут кончила.
И тут на середине плеса, пластая веер хвоста, всплыл метровый сомище. Не раздумывая, старик бросился в воду, со второго раза пронзил могучее тулово.
Не лишенный, как всякий рыбак, тщеславия, Тихон Маркяныч на тачке повез сома к бывшему кладовщику Шевякину, у которого дома были амбарные весы. Не торопясь, солидно приветствуя старых, кивая молодым, катил он впереди себя двухколеску. С нее свисало и чиркало по земле рыбье правило, размером с саперную лопатку. Хуторцы выглядывали из дворов, разинув рты, расспрашивали. Герой-рыбак отшучивался, а понимающим толк в соминой ловле пояснял, какую поставил глубину, как нацепил медведку, хвастал своей лесой, сплетенной вчетверо из конского волоса.
Воротился домой Тихон Маркяныч в почетном сопровождении. Дед Корней прихватил четверть с вишневкой, дед Дроздик (прозвище приклеилось к нему за страсть к птицам) тащил в наволочке соль, Афанасий Лукич Скиданов ковылял с арбузом под мышкой, а замыкал шествие в фуражке, насунутой на лоб, толстый и важный Шевякин. Степан Тихонович встретил их у летницы.
– На половину пуда поважил! – объявил Тихон Маркяныч и понуро опустил голову. – Зараз бирючий обед[7] загуляем. И распрощаемся с советским порядком.
– Что так? – неладное заподозрил сын.
Ответил ему дел Корней:
– Перед вечером двое верхами из района прибегали. Возля сельсовета объявлению нацепили. Завтра кличут всех на сходку. К десяти часикам…
– А наверху листа ихний крест паучий, – добавил дед Дроздик.
Душные оседали на хутор сумерки. Непокой чувствовался во дворах. И как назло, раня души, на леваде завопил сыч. Он то надрывно гнусавил, то ухал, то сыпал скрежещущими подголосками. Накликивал новые беды, накликивал…
В ночь казаки двинулись по горным дебрям.
Прохлада и хвойный дух взбодрили Якова, и он мог идти самостоятельно, опираясь на палку. Вместе с ним шагали Труфанов, Антип (конники рысили немного впереди) и Сергей Мамаев, находившийся днем в секрете. До деревянной сторожки добрались беспрепятственно. Передохнули и спустились к броду. Через речку Якова перевез на своей лошади Аверьян.
– Может, и дальше поедешь? – предложил Чигрин.
– Нет. Трясет на камнях. Пойду, – отказался Яков и достал из кармана пистолет, полученный от командира взвода за неимением другого оружия.
Четверо верхоконных вырвались вперед, чтобы быстрей минуть голый берег и въехать в лес. Пешие также прибавили ходу. Якову почудилось, что по небу катится зеленая звезда, но тут же раздался характерный хлопок, и над ущельем вспыхнула ракета! Возле леса ждали две танкетки и группа всадников. А справа, на дороге, вплотную подходившей к вырубке, четко обозначились рогатые силуэты мотоциклов.
– Немцы! К бою… – выкрикнул Левченко и, срезанный очередью, захрипел, заваливаясь назад и роняя повод. Разведчик также умер мгновенно, а Голубенко сумел один раз нажать на курок карабина. Аверьян перелетел через голову убитой лошади и оставался недвижим, пока не приблизились вражеские всадники. Затем вскочил и бросил гранату. Но выдернуть шашку из ножен не успел…
Дико, нечеловечески возопил Труфанов, теряя рассудок, и ринулся к мотоциклам с поднятыми руками. Яков, Антип и Сергей Мамаев метнулись к речке. Конные пустились им наперерез. И тут, в суматохе, произошло непредвиденное! Пулеметчики, не давая красноармейцам скрыться, застрочили вдогон. И накрыли всадников! Гулко, с маху ударились о землю две лошади, и послышался… русский мат! «Предатели-полицаи», – догадался Яков. И вслед за товарищами кубарем скатился к шумящей воде.