Читаем Казачья исповедь полностью

Я никогда в жизни ничего не боялся, и даже этот допрос не произвел на меня особого впечатления. Я был совершенно спокоен, так как моя совесть перед Родиной была чиста.

Но вот произошел знаменитый аншлюсАвстрии с Германией, и пришла тревожная осень 1938-го. С населением республики проводились военные занятия, в которых деятельное участие принимал и я. Страна была предельно напряжена, готовилась к отпору. Но летом мне удалось вырвать пару недель на отпуск, и со своим дружком участковым врачом-кубанцем Жоркой Сеиным я решил отдохнуть в известном моравском курорте Лугачовицах.

Отправились туда на моей машине. Выйдя на лугачовицкие улицы, я увидел, что курорт буквально забит евреями. Евреи — барометр политической погоды — чего-то боялись и снялись со своих мест. Тут были люди и с Под карпатской Руси, и из Словакии. Взвесив обстановку, я решительно заявил Сеину:

— Жорка, немедленно возвращаемся домой — раввины снялись с насиженных мест, а это что-нибудь значит…

— А что ты хочешь делать? — спросил удивленный Сеин.

— Строиться! Сейчас же едем в Прагу, там купим план и построим себе курени. Увидишь, скоро все пойдет прахом…

Вскоре в городке Немецкий Брод, в тридцати километрах от Желива, местный архитектор отыскал поле, а еще через неделю я привез ему всю сумму денег на строительство виллы.

— Закладывайте фундамент! — заявил я, кладя деньги на стол. Архитектор растерялся:

— Это почему же? Мы, чехи, привыкли брать деньги по частям, в зависимости от того, как идет постройка. Что же я буду делать со всей этой суммой?

— А я строю по-казачьи — сразу! Вы, наверное, не понимаете, что на нас надвигаются тяжелые события. На эти деньги вы сейчас же накупите себе строительный материал — печки, трубы, доски и прочее, что вам будет нужно при следующих постройках. Надеюсь, что моя не последняя…

Архитектор Брюкнер послушался меня и потом, когда постройка была завершена в рекордный срок, а республика занята немцами, часто говорил мне, что он в жизни не строил так выгодно, как у меня. Накупленный им, по моему совету, материал во время войны многократно поднялся в цене, и Брюкнер этими запасами — уже во время протектората — пользовался на очередных постройках.

<p>Во время протектората</p>

А события нарастали. В один из непривычно снежных дней, а именно 15 марта 1939 года, границы республики перешли немцы. Чехословакия стала протекторатом. Из так называемой Судетской области, западной пограничной полосы республики, в центр съехалась масса беженцев, и уже осенью 1938-го вождь судетских немцев Генлейн и бывший владелец книжного магазина Карл Герман Франк начали старательно готовить приход немцев. У нас на Чешско-Моравской возвышенности было тихо. Сюда доходили только тревожные вести, да время от времени начали появляться беженцы из Судет.

Но вот однажды в Желиве появился коренастый, неандертальского вида человечек с женой и двумя детьми, которые вскоре заболели скарлатиной. Этот совершенно некультурный и озлобленный тип был назначен к нам начальником местной жандармской станции. Естественно, что все тайные документы, касающиеся местных жителей, очутились у него в руках. Прочтя отношение министерства внутренних дел о том, что я и моя семья из-за связи с Солоневичем находится под негласным полицейским дозором, он решил, что держит меня в руках. Как-то, желая исправить небольшую неточность в бюллетене, которую Кинцл допустил при лечении мной его детей, я послал к нему своего лаборанта. Он отказался исправить ошибку. Я послал снова. И тогда Кинцл влетает ко мне в амбулаторию, как дикий зверь, бьет кулаком по моему письменному столу и кричит:

— Что вы от меня хотите?! Я вас знаю наизусть и вижу вас не только тут, а и под землей! Я вам покажу неточности!..

Сообразив, в чем дело, я спокойно, но категорически попросил его оставить мою амбулаторию, а сам тут же отправился в район к его непосредственному начальнику. Нужно заметить, что такое обращение с врачом, да еще состоящим на государственной службе, было просто недопустимым. Когда я рассказал гейтману об инциденте, он искренне возмутился и дал распоряжение расследовать это дело.

— Если будет нужно, снимите его с должности. Я таких дураков у себя в районе не потерплю! — заключил начальник жандармерии. По-видимому, предполагалось, что этот неандерталец своим поведением открыл тайну полицейского надзора.

— Прошу оставить Кинцла на его месте, — попросил я, — но, пожалуйста, скажите ему, чтобы он оставил меня в покое и не мстил по своей глупости.

Начальник сокрушенно покачал головой и заметил:

— А знаете, доктор, он на вас не может иметь никакого влияния. Вы, как государственный участковый врач, находитесь в нашем непосредственном ведении. Ну, а впрочем, я сделаю так, как вы хотите.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии