Ира, как по команде «тревога» в армии, только наоборот, разделась и прыгнула в постель. Каково же было моё удивление… Я думал, моя прямота отпугнет её, но не тут-то было.
«Да… такого я ещё не видел, это что-то новенькое».
– Дед, – обратился я к Виктору. – Ты уж не обессудь, посиди у соседей часок, пожалуйста.
– Чайку попью у Васи, – понял дед без лишних слов и вышел из палаты.
«Неудобно получается, – подумал я. – Ну да ладно, не каждый день ко мне в постель прыгают девушки».
Наутро Ира не находила себе места: «Вот я дура! Что я наделала? Что он обо мне подумает?» Она стыдилась своего поступка и не показывалась на глаза несколько дней. И я решил, продолжения не будет, и не ждал развития событий. Но она снова сделала первый шаг.
Возвращаясь в больницу после майского ливня, я шёл по тротуару, прыгая через лужи, и пытался не давить червяков. Ноктюрн майского ливня завораживает. Дождевые черви выползают и дарят праздник дроздам, пирующим на этом концерте. Ноктюрн стихает звоном ручейков, капелью молоточков по металлофону, пеньем птиц. И воцаряется аромат цветения.
Вдруг зазвонил мобильник.
– Привет! Ты где? – это была Ира.
– Подхожу к больнице.
– Я тебя встречу, сейчас…
Я поднялся на второй этаж, Ира только спускалась меня встречать.
– Ой!.. – засмеялась она. – Я не знала, что ты так близко, – остановилась пролётом выше и протянула ко мне руки.
Ира была неожиданно в чёрном: юбка до колена, кофта, на ногах туфли на маленьком каблуке. Оделась как на вечеринку в ПТУ. Накрасилась ужасно: ярко, вызывающе, вульгарно.
«Надела, что было или вкус отсутствует напрочь? – подумалось мне. – И к чему такая пёстрость в больнице?» Одним словом, её вид раздражал, если не сказать большего.
– Тебе нравится? – спросила она, прижимаясь ко мне на лестнице.
– Праздник какой-то?
– Мне так захотелось. Не нравится? – всматривалась она в меня.
– Конечно, нравится, – повёл я её на этаж.
– Для тебя, для себя… Могу я одеться?
Мы шли по коридору, и в чувстве неловкости я находил положительные моменты. Было приятно, что для меня кто-то одевается, пусть и не лучшим образом. Кто-то ждёт меня, пусть и не мой идеал.
То, что идёт к нам само собой – от бога.
Вечер мы провели у Залины. Ира с Залиной потягивали пиво и курили лёгкие сигареты. Временами заглядывали девочки с соседних палат. Поводом служили просьбы ниток, сигарет, чая. Такое необъяснимое и вместе с тем понятное женское любопытство.
Ира присаживалась ко мне на колени и прижималась щекой к моей щеке, при этом произнося: «Уф-уф-уф!.. Ух-ух-ух!..» Как мать прижимается к ребёнку: полная приязнь, удовольствие присутствия.
Эту ночь я провёл с Ирой в первой палате. Довел её до слёз, нечаянно. В какой-то момент заговорил о Марине. Иру это обидело. Она долго не могла успокоиться. Под дверью полночи слышались шорохи, будто ползали змеи.
– Какой ты жестокий, – говорила Ира сквозь слёзы. – Ты со мной, а говоришь про какую-то Марину.
Я не понимал её слез? Ведь не говорил Ире, что люблю её. Ничего не обещал. Наша связь была её инициативой, я лишь поддался. А тут уже обиды.
Наутро я прокрался к себе в палату, пока уборщицы не вышли в коридор, и лёг досыпать. Амурные похождения приходилось делать при строжайшей конспирации, чтобы комар носа не подточил. Только дай повод – хлопот не оберёшься.
Днём я заглянул к Альбе. Он недовольно процедил сквозь зубы:
– Разберись со своими женщинами.
– С какими женщинами?
– С такими. Сколько их у тебя?
– Что ты несёшь? Говори нормально.
– Ася припёрлась около полуночи… Я уже спать укладывался, в трусах стоял, телевизор выключал. Она бухая кричит: «Пойдём, послушаем, чем они там занимаются».
– И что?
– Я послал её…
– И правильно сделал. Если она погнала, я тут причём? Я же не виноват, что тут, кроме туберкулёза, диагнозов хватает.
«Так вот какие шорохи я слышал под дверью. Это Ася подслушивала. Совсем с ума сошла».
Но Альба неспроста так язвил, его «жаба душила», вот и поносил при удобном случае.
Ещё Ася в ту же ночь в припадке ревности наломала немало дров.
В нашу палату вместо Калы положили молодого пацана по имени Аслан. Симпатичный, приятный, на первый взгляд, парень. Так вот, Ася стала приставать к Аслану, чтобы лечь с ним в постель до утра. При этом уверяла, что бояться ему нечего.
– Я разденусь, а ты нет, – говорила она.
Фокус состоял в том, что Тенгиз утром увидит эту картину, будет ревновать и, возможно, кусать локти.
Аслан тоже послал её куда подальше. И Ася ничего лучше не придумала, чем сесть под дверью первой палаты и пытаться подслушивать.
Рассказ Аслана подтвердил дед, и сомнения развеялись. Многочисленные свидетельства половины отделения говорили о том же. Я не ожидал такого. И не понимал, почему Ася, старше меня на шесть лет, бывшая несколько раз замужем и готовившаяся к очередной партии, имеющая детей и внука, так быстро и бессовестно сошла с ума?
Начался пьяный прессинг из-за угла. Ася оказалась не из тех женщин, которые могут разумно развязать узел. Её хватало лишь на то, чтобы, напившись, звонить и выяснять отношения. Трезвая она не попадалась на глаза.