Когда нас призывали, как раз объявили, что создается 25-й уральский казачий дивизион, мы начали подбирать себе лошадей. У меня уже конь был, седло было, а потом это дело поломали, и я попадаю в г. Челябинск, в 25-й запасной лыжный полк. В августе месяце на лыжах не ходили? А я ходил, нам специальные дорожки из ржаной соломы сделали, как по снегу идешь. Гоняли там от темна до темна, готовили лыжный десант, с задачей запустить к немцам в тыл. Там я принял первую присягу, обычную, армейскую. Потом в конце сентября нескольких человек, в том числе и меня, выделили в отдельную группу и перебросили в г. Ялуторовск Омской области, в 13-й учебный минометный полк, где нас учили на младших командиров. Это был не учебный полк, а настоящий концлагерь: вокруг территории 3-метровые бетонные стены с железными штакетниками, кормили очень плохо. Меня как-то сразу назначили командиром отделения, шеврон подцепили. Я шустрый был, быстро изучил матчасть и способы стрельбы из миномета, вот меня и сделали мл. сержантом. Там такой случай произошел. Как-то попал дежурным по роте, на одну роту одна землянка была, мы сами, солдаты, строили. У меня был друг там, Коля Николаев, болел сильно, подняться не мог, но температуры не было, в медсанчасть его не брали, думали, что притворяется. У нас командиром взвода был Морозов, отличный мужик, разрешил Николаеву отлежаться, мороз 40 градусов, многие из нас во время учебы обмораживались. Вдруг заявляется в землянку командир роты, монгол по национальности. Я доложил, что все нормально, только один красноармеец больной. Тот в крик: «Какой больной? А, тот, что кантуется» – и к Коле: «Встать». Мой друг отвечает: «Я не могу встать, болею». Тогда командир за ноги его стягивает и начинает ногами бить. Я стоял-стоял – не выдержал, рядом пирамида была, винтовки со штыками. Я винтовку схватил и подбежал к ним: «Ты за что бьешь больного? Кто тебе дал такое право? В каком советском уставе сказано, что ты имеешь право избивать больного солдата?» А сам приставил штык ротному к груди, он аж белый стал, как стенка. Потом я опомнился, винтовку опустил. Он пулей вылетел из землянки. Думаю: «Ну все, военный трибунал, со штыком идти на командира роты». И что ты думаешь? Он об этом инциденте никому не сказал, меня бы судили, но и ему точно досталось бы, его бы тоже на фронт отправили, они все в этом учебном полку больше всего боялись на фронт отправиться. Я сам потом об этом случае комиссару рассказал. Вот так было.
– А какие отношения у вас были с комиссаром?
– У меня с комиссаром всегда были отличные отношения. Потому что я был художником, рисовать умел, стенгазету там, лозунги. Один раз большую картину нарисовал: новый Дворец советов, который должны были строить, а над ним портрет Ленина В.И. Картину увидел полковой комиссар, она ему понравилась, он меня вызвал и спросил: «Есть ли у тебя разрешение рисовать Ленина В.И. и других вождей?», я говорю: «Какое разрешение? Нет, конечно», – комиссар ответил: «Жаль, конечно, но картину придется снять, а то вдруг ты что-то неправильно нарисовал». Тогда я сказал: «Товарищ комиссар! Все будет сделано, Ленин будет не мной нарисован». Я перебрал кучу газет, вырезал лицо, все закрасил, затушевал, так что получилось, что Ленин не мной нарисован. Так что отношения были у меня с комиссаром отличные. Вот я комиссару про случай с ротным и рассказал. Ротный мне трое суток гауптвахты дал, якобы за то, что я шинель потерял, а ее сержанты ротного украли. Но я на гауптвахту с легкой душой шел, значит, дальше дело не пошло. Отсидел я, когда вернулся, шинель и буденновка моя на месте висели. Так эта история и закончилась. Но с ротным мы врагами стали, пообещали, что если вместе на фронт попадем, то или я его пристрелю, или он меня. А через какое-то время нас уже готовились отправлять.
– Сколько обучение длилось?
– Положено шесть месяцев, но нас учили только четыре, после экзаменов я получил все то же звание мл. сержанта, хотя должны были сержанта присвоить. Это ротный постарался.
– Какие экзамены вы сдавали?
– Знание устава, остальные по оружию: миномет, пулемет, автоматы, винтовки. Что изучали, по тому и экзамены сдавали.
– Во время обучения чаще были практические занятия или больше теории давали?