Кавалерийский марш с вариациями

146. Ресторан, маленький зал, богатый стол, десяток зрелых мужиков. Старик среди них – оживлен, как и все.

Гомон – но без суеты, все фразы различимы, отдельные:

– А вода на Бермудах хуже, чем на Пицунде.

– Лучшие бабы – жены наших офицеров.

– А лучшая рыба – ерш! – В фужер сливается «Абсолют» и пиво.

Едят, накладывают – но каждая реплика выслушивается всеми.

– Шестнадцать процентов – за полгода это сколько?

– Девяносто шесть.

– Значит, надо семнадцать. – Кивок.

На другом краю стола:

– Время вынуть десять лимонов из водки и вложить в землю.

– Юго&Запад занят.

– Дать долю в порту.

– «Ты же меня спа-ас в порту, но, говорит, загвоздка есть, русский я па па-аспорту…» – Спевший эту фразу амбал в наколках натыкается на остановившийся взгляд собеседника – красавчика.

Амбал, меняясь в лице, осторожно берет бутылку и льет ему.

Тот берет рюмку, не отрывая взгляда от его глаз – и улыбается.

Облегченно улыбается и амбал: чуть не случился инцидент.

– Этот отвязок мой, – говорит старик.

– Не держатся у меня «мерсы», – реплика.

– А на «ролсах» только арабские шейхи ездят, – реплика-ответ.

– И утонул пароходик. Уж так они огорчались.

– Железо – оно всегда потонуть может, – как бы сочувствие.

Стук в дверь. Один из двух охранников у двери открывает – берет у официанта блюдо с лебедем: сидит как живой.

Ставит блюдо на стол. Чучело-чехол снимают с жареного лебедя.

Режут его. Жрут.

– Собака этого не стоила, – говорит старик.

– Не сто\'ит, так и не сто\'ит, – шутит один.

– Да что ты всё э\'то. Всё понятно, – машет другой.

Третий наливает старику, чокается с ним, и все тянутся или подходят с ним чокнуться.

– Так как решает суд? – спрашивает (с хорошим лицом) старик.

– Это двести цистерн. Десятитысячник. – Реплика в стороне.

Сосед кладет старику руку на колено – весело, легко:

– Да мы тебе не судьи.

– Бог тебе судья, – дружелюбно говорит сосед напротив, выковыривая жареную улитку из раковины.

Старик меняется в лице. Обводит взглядом стол. Никто не обращает на него внимания. Избегают его взгляда.

– Полсотни шмар одним грузом! Они весь Гамбург натянут!

Смех.

– Я берег людей, – мертвым голосом говорит старик.

– Ты что, такой катала, по стольнику штук на буре снимает.

Он уже списан. Разговор без него.

– Поедем, сыграем.

– Ну что. Вроде все и обсудили.

Все начинают вставать, вытираются салфетками, отодвигают стулья, выходят.

Старик остается один за столом с объедками. [10]

147. Главарь сидит бледный на стуле посреди проходного зальчика. Четверо охранников в креслах по углам. При появлении паханов все встают. Ждут приговора. Паханы, проходя, молча пожимают главарю руку. Он расцветает и уходит с ними – последним.