— Я же говорю, не было меня неделю. Приехал — ее нет. Была записка на кухне. Мол, буду в конце месяца, нашла работу. А где, что? Черт знает...
Он стиснул широкими ладонями бритые виски и, уперев локти в стол, погрузился в молчание, нарушать которое было не должно, и потому я просто сидел, прислушиваясь к монотонному тиканью изношенного механизма в чреве старого будильника.
— Она хорошая девочка, ты не думай, — подал наконец голос комбат. — Знал бы ты, как тяжко пришлось после... Ну после возвращения оттуда.
Я вздохнул и промолчал.
— А что с твоей девушкой? Она ведь, насколько я понял, там же была, с Лизой...
— Она умерла.
Плеск льющейся в стакан жидкости. Он вставил мне стакан в руку. Я выпил, не чувствуя ни крепости водки, ни ее запаха.
— Знаешь, я ведь пытался потом найти эту шарашкину контору. Ну которая девчонок отправляла за границу.
— Я тоже... Пустое. Концы в воду. Никаких следов.
— Это точно, — мрачно кивнул следопыт. — Никаких. Если бы что-то было, я бы углядел, почуял бы.
Комбат встал, пересек комнату, достал с книжной полки старый, обтянутый красным коленкором альбом, раскрыл его, положил на стол:
— Она хорошая девочка. Посмотри.
Я покосился на серый картон, в широком шершавом поле которого, аккуратно заправленные уголками в полукруглые прорези, лежали четыре черно-белые фотографии, и покачнулся на стуле.
На двух из них я увидел симпатичную, стройную девочку на лоне природы, среди прозрачного березового леса. Третья была сделана в концертном зале сцена, девочка в прозрачной балетной пачке исполняет прощальный поклон, выставив вперед стройную ножку и забросив руки назад: в ее гладко расчесанных на прямой пробор темных волосах, туго стянутых на затылке, — отблеск фотографической вспышки. Последний снимок сделан на улице: она с букетом цветов, зажатых на сгибе локтевого сустава.
...Да, в чертах красивого юного лица можно было, скорее, угадать, нежели увидеть не слишком радостную перспективу: ведь это была именно та серая мышка, что сидела за стеклом, представляя перформанс под названием "Одиночество женщины".
Ледяной душ в ванной следопыта заметно освежил меня и вернул в то состояние, которое позволяло сесть за руль. Впрочем, выпил я немного, граммов сто от силы, и чувствовал себя вполне сносно — тем более во дворе старого дома уже блуждал тот рыжеватый предвечерний свет, который так взбадривает всякую ночную птицу, заставляя кровь быстрей нестись по жилам.
Я залетел на минутку домой сменить оперенье — легкий полотняный пиджак, черная майка, светлые брюки — и спустя полчаса уже приземлился в знакомом переулке, как раз напротив стекла, которое было забрано серой броней опущенного жалюзи.
По мраморным ступенькам, ведущим в офисные апартаменты, сходила девочка, отстоявшая, как видно, свою секретарскую вахту за стойкой регистрации; узнал я ее не сразу — она изменила не только прическу, но и цвет волос. Светлый, пепельный тон шел ей больше, нежели теперешний темно-каштановый, придававший ее внешности посторонние, совсем не свойственные невзрачному облику маленькой юркой эфы черты.
Я помахал ей рукой, она посмотрела в мою сторону, щуря близорукие глаза, и, узнав, без видимой охоты кивнула.
— Как поживают мои деловые партнеры? — спросил я, протягивая ей пачку "Голуаза", но она мотнула темной головкой и извлекла из сумочки плоскую, украшенную изображением трепетной мимозы пачку тонких дамских сигареток.
Я дал ей прикурить.
— Какие партнеры? — выдохнула она вместе с дымом и тут же спохватилась, припомнив, о ком именно из множества деловых людей, населявших офисное здание, идет речь. — Ах эти... Нет, они больше не появлялись. Я же говорила, странные они какие-то.
— Да уж, есть немного, — согласился я, подумав о том, что догадка, мелькнувшая в голове в тот момент, когда я сидел за столом Селезнева и поглаживал по гордой голове бронзовую птицу, оказалась верной: офис был снят под одно конкретное дело.
Она часто затягивалась, настороженно стреляя по сторонам глазками.
— Ждешь кого-то? — спросил я.
Она отозвалась неопределенным жестом, легким движением поправила прическу, явно уложенную опытной рукой мастера.
Вопрос так и остался бы без ответа — не появись за толстым дверным стеклом знакомая мне фигура.
Суханов, прикрыв дверь, с оттенком недовольства и недоумения глянул на девочку, она, чуть разведя руки в стороны, отозвалась извиняющимся взглядом: я ни при чем, он тут случайно оказался.
Этот короткий немой диалог выдавал в них людей, связанных более тесными узами, нежели простое учрежденческое знакомство.
— Слушай, Суханов, — начал я деловым тоном, — тебе имя Вали Ковтуна о чем-то говорит?
— Семь-На-Восемь? Что это ты вдруг о нем вспомнил? — Он нервно хохотнул. — Его же давно нет в деле... Я с ребятами из твоего агентства в неплохих отношениях, так что в курсе. Этот рябой парень занял твое место рядом с клиентом. И достаточно долго его занимал. Не знаю, может быть, Ковтун до сих пор при нем. Но в наших краях он давно не появлялся.