Размеренной походкой он пришел в тесную, маленькую, неудобную кухню. Его взгляд так энергично перебегал с предмета на предмет, ни на чем не концентрируясь, что он и не сразу приметил своего спящего за столом друга - Антона Чебестова. Вообще же, Александр называл его своим другом только для удобства обозначения: Антон был подлый и высокомерный, общение с ним напоминало безостановочное облизывание слизняка, но жизнь не предоставляла Каумову особенного выбора и этому мешку костей он временами бывал очень даже рад. Чебестов поразительно неумело кичился своим надуманным талантом, чтобы поддерживать самооценку на должном уровне, и это подростковое стремление к незаслуженной гордости собой отравляло всю его, по сути, безобидную и даже местами робкую сущность. Выстругав какой-то метод, чтобы люди ему вмиг доверяли свои проблемы и волнения, отталкиваясь от призрачного самолюбия, он учил их, как и где надо поступать, что надо сделать, чтобы положение наладилось, а потом, когда его план очевидно проваливался, он от всей души злился на человека, который не сумел просто пойти по безукоризненной прямой его бестолкового совета. Каумов так привык слушать его, что все эти внушения и жизненные премудрости проносились мимо его слуха, но, в конце концов, оба оставались друг другом довольны, как будто проходили легкий сеанс психотерапии. Иногда, конечно, случались и ссоры между ними, но такие незначительные, что и заикаться о них совестно, однако ж Каумову эти мелочи были все равно что песчинки в глазу: они тут же выводили его из себя, и он начинал отчаянно бегать за своим другом и выпрашивать у него прощения, только бы линия внутреннего спокойствия не нарушалась. В глазах Чебестова Александр был сущий глупец, над которым можно и поглумиться, и иногда заставить его что-то сделать в своих интересах, а для Каумова Антон был вредной привычкой и хоть каким-то ориентиром, даже никудышным идеалом, то есть только под его началом Сашка хоть куда-то себя направлял, а так - он бы и сидел без конца в своей комнате и бессмысленно смотрел на завод.
Антон крепко спал, полностью одетый, окунув голову в хлебные крошки и жирные капли на столе. Длинные, черные, чуть вьющиеся волосы опустились в самую безобразную размазню чего-то съестного, прыщавое лицо, тщетно измазанное вдоль и поперек тональным кремом, изобразило гримасу обывательского недовольства, а православный крест Чебестова упал в граненый стакан, светясь серебряными кристаллами в прозрачной луже водки. Какая-то сытая свинья застыла в натянутой между его губами слюне, и так вдруг омерзительно стало Каумову, что он решил как можно скорее отправить своего дружка из теплой квартиры на все четыре стороны. Естественно, все должно было происходить в рамках какой-то непонятной, общепринятой игры обоюдного притворства, таковы негласные правила, и твердо сказать "Проваливай!" Александр никак не мог.
- Эй, эй, Антон, просыпайся, - начал он сначала шепотом. Никакого эффекта.
- Скорее, скорее! Родители сейчас приедут! Давай-давай! Ну же, черт возьми!!!
Жалобно проворчав, Антон еле-еле разлепил свои веки, и злобно посмотрел на какой-то замедленный объект, разливающий кофе. Мерзкое было утро. Поставив перед другом кружку, Каумов сел напротив и с неожиданным оттенком боязни повторил.
- Слушай, ну правда, прости, но лучше бы не задерживаться.
Чебестов безмолвно кивнул в ответ. Молчание казалось невыносимо напряженным, и только чтоб от него избавиться, Александр механически спросил.
- Завтра увидимся?
- Не думаю. Я песню с Димой записываю. Тьфу ты, какой горький!, - пропищал охрипшим басом Антон.
- Жаль, - держался в рамках игры Каумов. - Кстати, я тот текст свой про бойцов забросил, не получается. Музыку даже записывал под него - без толку. Я думаю, лучше бы сейчас рассказик какой написать, в голове что-то интересное наклевывается.
- Господи, я не могу понять, отчего все твои увлечения так быстро перегорают! Мне нравился тот текст, - вроде как искренне просипел Антон, - а ты... Как ты мне надоел! Туда-сюда, как кузнечик, прыгаешь, и нигде тебе не усидеть, так и перелетаешь с музыки на литературу, с литературы на режиссуру, с режиссуры на психологию. Да что я говорю-то...
-Ну, я... ищу себя, а это, может, до поры до времени мои маски, - весь сжался как-то внутрь себя Каумов. Чебестов, мигом почувствовав свое превосходство, унижающе усмехнулся, встал и, чуть шатаясь, прошел в коридор. Александр, как пес, последовал за ним.