Катынь. Post mortem

Ярослав не появился на условленном месте на Вавеле. Анна ждала полчаса, потом, выйдя через ворота, она спустилась вниз и снова вернулась. Во дворе его не было. Она стояла, прислонившись к каштану. Как тогда, когда Анджей сделал ей предложение.

И на Брацкую он тоже не пришел. Ни во вторник, ни в среду.

Ника, вернувшись из школы, вопрошающе взглянула на Анну, а та отрицательно покачала головой. Буся чувствовала, что у невестки с внучкой есть от нее какие-то тайны. Может, они знают что-то об Анджее, только не хотят ей сказать?

В четверг Анна попросила Нику пойти с ней на почту. Ника ждала на улице.

– Могу ли я поговорить с полковником Ярославом Селимом? – спросила Анна в трубку, когда на той стороне прозвучал женский голос. Ответа не последовало, повисла длинная пауза, а потом вдруг настойчивый мужской голос начал допытываться, кто говорит и по какому делу…

– Назовите свою фамилию и скажите, по какому делу, а я передам гражданину полковнику. Алло? Вы слышите меня?!

Анна поспешно бросила трубку, как будто та ее вдруг обожгла.

Ника по выражению лица матери догадалась, что у Анны плохие вести. Анна произнесла лишь одно слово: исчез.

– Исчез? – Ника недоверчиво покачала головой. – Он бы не мог тебя бросить.

– Он наверняка попался. – Анна остановилась и посмотрела прямо в глаза Ники, сама пораженная своим открытием. – Для него это означает высшую меру!

– Сначала должен быть суд.

– Никуся. – Анна посмотрела на дочь, как смотрят на наивного ребенка. – Ведь он офицер.

Когда на башне Мариацкого костела зазвучала труба, Анна машинально направилась к входу в костел. Ника догнала ее.

– Куда ты идешь?

– Помолиться…

– Ты? Но ведь ты со времени post mortem только и делаешь, что предъявляешь счет Господу Богу!

– Это я вовлекла его в это дело. Он, избежавший смерти там, из-за меня станет очередной жертвой.

Ника вслед за матерью вошла в костел. Проникавшее сквозь витражи солнце играло разноцветными пятнами на лицах немногочисленных прихожан. Ника видела, как Анна зажигает свечку и ставит ее перед боковым алтарем…

59

Буся удивилась, что Анна хочет пойти вместе с ней на майское богослужение в честь Пресвятой Богородицы. Обычно она ходила в костел одна. Каждый раз она молилась перед вмурованными в стену костела памятными досками, на которых были выписаны имена семьи Филипинских. На этот раз с ней пошла Анна. Кто-то ей сказал, что ксендз Тваруг знает адвоката, который имеет возможность узнать о судьбе тех, кто исчез без следа, как это было с Ярославом. Он исчез, как весной исчезает лед на реке.

При виде Анны ксендз Тваруг просветлел лицом.

– Я знал, что ваше сердце откроется, – сказал он, когда они оказались в помещении прихода.

Анна отрицательно покачала головой: она пришла сюда не как прихожанка, она пришла за помощью, ибо слышала, что священник знает какого-то адвоката, который может узнать о судьбе тех, кто внезапно исчезает.

– Вы по-прежнему надеетесь узнать о судьбе своего мужа?

– Нет… Мне нужно узнать об одном человеке, который хотел помочь мне в этом деле и пропал.

– Сейчас происходит много несправедливого. – Ксендз, как обычно, произносил общие слова, подкрепляя их вздохами.

– Я должна спасти этого человека.

– Это мужчина? – спросил ксендз, как будто это могло иметь какое-то значение.

Анна кивнула:

– Офицер. Как и мой муж. Он был вместе с ним в лагере. Он уцелел, а теперь из-за меня опять оказался среди жертв. Я спрашиваю Бога, как такое могло случиться?

– Бог никого не оставляет без ответа.

– Но я вместо ответа слышу молчание. А вокруг столько творится зла! Столько страданий вокруг!

Ксендз в замешательстве, не зная, что сказать, беспрерывно крутил пальцами «мельницу».

– Пустое это занятие обижаться на Бога за то, что человек не дорос еще до понимания общечеловеческих истин.

Ксендз откинулся на высокую спинку стула, обитого красным сукном, и начал говорить, как экскурсовод в музее, повторяющий заезженный до отвращения текст. Он говорил, что надо принимать во внимание, что страдания людей, вовлеченных во взаимную борьбу, могут быть выражением покаяния за проступки, содеянные предыдущими поколениями, что любое земное страдание можно трактовать как аванс в счет заслуг перед вечностью, ибо любое мучение или принесенная жертва облегчают хотя бы на грамм чашу несчастья и грамм этот переходит на чашу спасения…

– Это значит, отче, что мы должны отвечать за чьи-то грехи? – Анна впилась взглядом в мясистые губы священника, который ежеминутно облизывал их. – Почему я должна чувствовать себя виноватой за грехи человечества?

– Мир – это мы. Господь Бог отдал миру собственного Сына в жертву и не помешал Его смерти на кресте.

– И это должно служить утешением?

– Указанием пути. – Он наклонился и мягко сжал в своей пухлой руке руку Анны. – Мы должны жить в покорности и страдании, и за это нам будет награда на небесах.

– Я ищу помощи здесь, на земле. Вы не бойтесь. Я никому не выдам фамилию этого адвоката, которого вы знаете.