Кацап

— Проходи, садись, — дружелюбно проговорил начальник лагеря, показав жестом руки на привинченный к полу стул в торце стола, покрытого зелёным сукном. За всё время пребывания в лагере Кацапову никогда не доводилось видеть «кума» вблизи. Теперь он рассматривал его без головного убора с некоторым любопытством, сравнивая мысленно с Антоном Лукичом Порубейником — начальником лагеря-колонны № 23 на строительстве железной дороги в Бурятии. Одно сходство между ними всё же имелось. Тот и другой были рослыми и тучными, а в целом — скорее, полные противоположности.

— Не догадываешься, по какому поводу я тебя вызвал? — начальник лагеря прищурился и впился изучающим взглядом в Кацапова.

— Никак нет, гражданин начальник, не догадываюсь.

— Неделю уже читаю личные дела осужденных, подбираю нужных мне людей, — загадочно выразился «кум», не отводя глаз от лица заключенного, и выдержал короткую паузу.

— Удивляюсь, как тебе удаётся ладить с братвой? Рубишь уголёк, таскаешь волокуши и ни разу не выяснял отношений с блатными?

— Работаю, как предписывает режим, — вяло ответил Александр.

— Я не о том, — усмехнулся начальник лагеря.

— Тогда я не понимаю вас, гражданин начальник.

— Что тут непонятного? До боёв на Халхин-Голе ты, оказывается, сам перевоспитывал трудом осужденных, вершил их судьбы, так сказать. Скажи по секрету: за тринадцать месяцев не хотелось тебе хоть однажды ткнуть в харю кому-нибудь из зарвавшихся фраеров?

— Нет, гражданин начальник, не хотелось.

— Можешь называть меня Николаем Павловичем, — вкрадчиво сказал хозяин лагеря. — Тебе я разрешаю.

Кацапов с недоумением помял в руках шапку, потом снова положил её на колени, спросил:

— К чему такая любезность, гражданин начальник?

— Хочу предложить тебе, Кацапов, возглавить участок на предстоящей стройке. Мужик ты, я вижу, неплохой. Работящий и терпеливый. Жаль будет, если блатные дознаются о твоём прошлом и пришьют к нарам.

— От своей тени не уйдёшь, — глядя прямо в глаза «куму», спокойно вымолвил Кацапов.

— Чем в могилу торопиться, лучше молча почесать свой затылок, — усмехнулся «кум». — Ты знаешь, что означает моя фамилия?

— Нет.

— Карачун — это смерть, погибель. Почему нарекли так моих предков — одному сатане известно. Но я могу сказать одно: подполковник Карачун единолично решает, кому на зоне следует умереть, а кому радоваться жизни. Заруби это себе на носу и не стирай зарубку до окончания срока, — начальник лагеря вынул из кармана кителя носовой платок и протёр вспотевшую лысину.

— Давай так, — продолжил он, затолкав обратно в карман аккуратно сложенный платок, — эту неделю ты дорабатываешь в забое, а с понедельника приступаешь к новым обязанностям. Ты меня понял?

— Понял, гражданин начальник, — сухо ответил Кацапов.

— Что-то я не вижу радости на твоём лице, — с насмешкой проговорил Карачун. — Или гнить в забое тебе привычнее? Тогда так и скажи, не удивлюсь, всяких чудаков повидал за службу. А может, тебе за падло получить подарок из рук самого хозяина?

— Отчего же, безмерно рад, гражданин начальник. Любой твари жить хочется, а человеку тем более, — с непроницаемым лицом ответил Кацапов. — Только ведь на зоне закон, что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет.

— Правильно мыслишь, за всё придётся платить, чтобы стать этим самым шмелём. Не бойся, сучью отметину на тебе я ставить не собираюсь, ты и без неё запятнан, — начальник лагеря широко улыбнулся, его густые рыжие усы расползлись в разные стороны. Голос Карачуна был негромким, но твёрдым, с металлическим оттенком. Слова исходили изо рта каждое в отдельности, будто были заблаговременно сложены в некую обойму, и он выпускал их сейчас оттуда, как выстреливал, с короткими промежутками времени.

— И что вы потребуете взамен за такую щедрость, гражданин начальник?

— Через пару недель сюда прибудет большая партия заключённых, в основном политических. Но среди них есть и уголовный сброд, не имеющий ничего общего с воровской братией. Всем им предстоит обживаться с нуля, — Карачун сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на Кацапова.

— Как… с нуля? — недоумевая, спросил Александр. — На голом месте, что ли? Они же окочурятся в первые сутки!

— Это будет зависеть от их желания жить, — по лицу начальника лагеря пробежала кривая и безжалостная ухмылка. — Не размещать же такую ораву в существующих бараках? Пусть даже на короткое время. Блатные тут же порежут их всех до единого, да ещё бунт поднимут.

— В чём заключается моя задача? — хриплым голосом поинтересовался Кацапов.

— Задача очень простая. Я даю тебе бригаду мужиков. За пару недель надо построить караульные вышки, натянуть по периметру колючую проволоку и разогреть грунт под землянки. Прибывшую партию политических прямо с этапа запустим в твою мышеловку и заставим рыть для себя землянки. Работа знакомая, верно?

— А что потом? Какая задача будет потом, когда прибудет партия заключённых?

— Будешь за смотрящего у них, наделю тебя особыми полномочиями на случай бузы и саботажа. Сначала построите землянки, потом приметесь за бараки. Ну, как, согласен?

— А если откажусь?