Кацап

— Порезали они тех троих, что задали потасовку. Похоронили мужиков. Теперь все молчат.

— Молчат и безропотно пашут за блатных, так?

— Так, — Марк отвёл глаза в сторону. — Только твой метод не сработает, Александр Степанович.

— Это почему же?

— Дело ведь не в Грыже и Хрипатом. Я тоже не из робкого десятка, мог бы и в одиночку с ними справиться. Навалял бы им, как когда-то австриякам на фронте, и стали бы они трудиться у меня, как все остальные.

— В чём же причина, по-твоему?

— Блатных на трассе одна треть, и все они работать не хотят. Вы просто не видите этого. Они так же, как эти двое, сидят у костра и коротают смену. Летом даже в карты играли.

— Я хожу вдоль всего участка трассы и ничего подобного не заметил, — возразил Кацапов.

— Блатные не все лезут на рожон, как Грыжа и Хрипатый. Они выставляют дозорных. Следят за каждым шагом прораба и мастеров. И сейчас за нами наблюдают, я на сто процентов уверен в этом. Вернусь в траншею, начнут интересоваться, о чём это мы с тобой тут толковали.

— Понимаю, в одиночку всем блатным морды не перебьёшь.

— Просто не успеешь, Александр Степанович, — горестно усмехнулся Марк Ярошенко. — Расстанешься навсегда с этим миром.

— И что же, оставить всё, как есть? Пусть одни падают от изнеможения, а другие выживают за счёт их труда? — начал сердиться Кацапов. — Может, сходить мне к начальнику лагеря, да рассказать всё, как есть?

— Твой поход ничего не даст, — уверил Ярошенко. — Только усугубит отношение к тебе со стороны лагерного начальства. Оно сильно не любит заступников. Особенно тех, кто заступается за политических. Мы для них заключённые второго сорта, так сказать, враги советской власти. Нас считают чуждым элементом, а уголовников причисляют к разряду социально близких. Вот в чём вся закавыка.

— Ну и чёрт с вами! — рассердился в конец Александр. — Продолжайте гнить в траншее, раз вас всё устраивает!

— Постой, не кипятись, — не обижаясь на слова Кацапова, проговорил Марк. — Есть у меня одно предложение, — он замялся на несколько секунд, обдумывая свои слова, — только не знаю, насколько оно жизнеспособно.

— Ну?

— Тебе неизвестно, как выполнялись нормы зимой?

— О чём ты?

— Надеюсь, ты знаешь, что зимняя норма практически не отличается от летней выработки? — Марк внимательно посмотрел в глаза мастеру. — И выполнить на мёрзлом грунте её просто невозможно.

— Это спорный вопрос, — не согласился Кацапов. — Грунт предварительно разогревается разведением костров, Бобров мне говорил об этом.

— Прогреть землю на нужную глубину полностью не удаётся, приходится всё равно долбить часть мёрзлого грунта. Это отнимает много сил и времени.

— Слушай, что ты мне тут кружева плетёшь? Говори яснее! — не выдержал Александр, по-прежнему находясь в злости.

— Хорошо, поясню короче, — совершенно спокойно произнес бригадир. — Уголовники всю зиму гнали туфту.

— Чего? — глаза Кацапова округлились от удивления. Он не поверил заявлению Ярошенко. — Врёшь, и не сплёвываешь?

— Какой резон мне врать, если через месяц ты сам сможешь убедиться в справедливости моих слов. Завтра-послезавтра земля схватится, начнём отогревать.

— Ну и… дальше что?

— Блатные каждый день колышки назад переносили. Те, которые нормировщик забивает после замера дневной проходки. Они уверены, что никто не будет промерять всю трассу сызнова.

— С какой целью ты мне это сообщил?

— Уж не подумал ли ты, что я в стукачи к тебе записался? — сощурив глаза в злой усмешке, спросил Марк.

— А кто ты после этого?

— Это тебе судить. Сказал я для того, что заступиться за политических. Прошлую туфту, вероятно, никто проверять не будет, за лето мы ушли далеко вперёд. Но зимой всё повторится, и при обнаружении приписок пострадают политические. Уголовники, как всегда, отбрешутся. В ШИЗО за них пойдут доходяги и начнут там умирать, как мухи. Несправедливо будет, правда?

— Что предлагаешь?

— Поделить трассу между политическими и уголовниками. Пусть блатные сами отвечают за свой труд. Политические пайку отработают честно, я за них ручаюсь.

Кацапов надолго задумался. В предложении бригадира было рациональное зерно. Он прав: стоит только кому-то нашептать лагерному начальству об обмане при исчислении объёмов, как тут же начнутся зверские разборки. Начальник лагерного пункта точно взбесится.

Кацапов не понаслышке знал о его взрывном характере. Сейчас трудно даже предположить, кому что прилетит. Заключённые пострадают однозначно. Но и он вместе с прорабом и нормировщиком не останутся в стороне. За невыполнение плана, как минимум, лишат премии. Могут поступить и строже: осудить за саботаж, головотяпство или недогляд. НКВД придумает, как озаглавить обвинение.

Начальники лагерей не церемонятся и с вольнонаёмными, когда подворачивается удобный случай для наглядной порки. С целью проведения поучительного урока, так сказать. Для лагерных мастаков сфабриковать дело — что пирог состряпать, была бы начинка. Бобров рассказывал о таких случаях на строительстве Беломорканала. Интересно, он знает об изощрениях блатных?