Перекличка, наконец, закончилась, заключённым было разрешено подняться с колен. Они медленно вставали, растирали затёкшие и заледеневшие суставы.
Начальник конвоя поманил рукой Кацапова, и когда тот подошёл, представил его зекам:
– Это ваш прораб и смотрящий в одном лице. Сейчас он объяснит, как построить землянку, а потом будет присматривать за вашим усердием. Вздумаете бузить или заниматься саботажем – получите пулю в лоб без разговоров, он наделён такими полномочиями. Всё, передаю вас в его руки.
«Стервятник» взмахнул рукой, конвоиры повесили винтовки на плечо, и, построившись в колонну по два, двинулись к лагерным воротам на выход. Кацапов остался один против угрюмой толпы зеков, чувствуя на себе их колючие и ненавидящие взгляды.
– Граждане осужденные! – начал свою речь Кацапов. – Прошу не паниковать! Несколько дней вам придётся провести под открытым небом! Это временные трудности. Никто из вас не замёрзнет, если будет неукоснительно исполнять мои требования. Сейчас вы получите рукавицы и инструмент. Я разобью вас на две группы. Одна группа начнёт рыть котлованы под землянки, другая разожжёт костры для обогрева. Сменяться будете каждые два часа. Ударный труд – в ваших личных интересах! От вашего старания будет зависеть, увидите ли рассвет последующих дней. Чем быстрее будут отрыты котлованы – тем быстрее у вас появится возможность заселиться в тёплые землянки. Блатной закон отменяется. Увижу какую-нибудь падлу, которая останется у костра сверх отведённого времени – урою без сожаления! Как я это сделаю – пусть пока останется загадкой для всех.
Александр прошёлся вдоль первой шеренги скрючившихся от холода людей. Отыскав взглядом двух уголовников, которые грозились расправой, он остановился и, уставившись в их лица, спокойно произнёс:
– Чтобы выпотрошить из меня кишки и умыться моей кровью – нужно ещё сильно постараться. Я лично отрублю лапу по локоть вместе с заточкой тому фраеру, который надумает это сделать, и никому не позволю перевязать кровоточащую культю. Пусть этот фраер будет медленно истекать кровью у всех на виду. Ясно?
Толпа заключённых безмолвствовала. Замерзающие узники не могли понять, кто же сейчас стоит перед ними? Вор, «мужик», или провинившийся в чём-то вертухай? Если этот человек – вор, то почему он отменяет воровской закон? Почему встал на сторону «мужиков» и политических, пригрозив расправиться с блатными? Почему уравнял всех осужденных, невзирая на статьи приговора суда? С какой целью он заботится об их жизнях? Если же он сам из «мужиков», то почему разговаривает на жёстком блатном жаргоне? Кто он такой, этот невозмутимый прораб с наганом на поясе? А может, он и не зек вовсе, а какой-нибудь бандит из вольнонаёмных, преследующий свои корыстные цели? Чего можно ожидать от него в дальнейшем?
Десятки вопросов вертелись в заледеневших головах заключённых и не находили ответа. Они и сами не заметили, как уже через считанные минуты вдруг стали послушной человеческой массой в руках необычного хозяина с его неведомой силой убеждения.
– Вижу, что убедил, – усмехнулся Кацапов. – Значит, всё идет по плану, значит, всё у нас получится.
Заключённых разбили на сотни, каждую сотню возглавил бригадир. Через полчаса работа закипела.
… Целый месяц уже Александр наслаждался тишиной на берегу Печоры. Он жил в заброшенной избушке какого-то отшельника, который, по словам «кума», скончался пару лет назад. Ветхое жилище отшельника находилось в двух десятках километров от лагеря и всё это время пустовало. Скончавшийся отшельник был тайным осведомителем Карачуна на случай побега заключённых из лагеря. Беглецы не могли миновать этого места. Оно напоминало горлышко бутылки, поскольку с одной стороны была река, а с другой непроходимое болото, оставляющее узкую полоску вдоль берега. Правда, воспользоваться услугой старообрядца пришлось всего однажды – больше побегов за всё время службы Карачуна не было.
Когда был жив отшельник, Карачун частенько навещал его. Уставая от опостылевшей лагерной службы, «кум» мог внезапно вскочить в седло любимого рысака и умчаться к старику. Отправлялся он к нему не с пустыми руками – вёз тушёнку, хлеб, сахар, масло, спички, керосин и другие вещи, которые были необходимы в затворнической жизни, и, отчасти ему самому, когда его душа требовала отдушины.
Потом старец умер, и «кум», к своему удивлению, почувствовал внутри себя какую-то пустоту, ему, как будто, стало чего не хватать. Он стал чаще нервничать, постоянно срывал зло на подчинённых. Попробовал хлестать водку от постылой жизни, как это делали многие офицеры, но быстро бросил – тяжёлое похмелье на следующий день делало его настроение ещё более поганым, чем накануне.