Красноармейцы переплыли реку и растянулись на песке. Млея под жаркими лучами солнца, они изредка бросали машинальные взгляды на уцелевший чудом японский дзот. Вокруг него земля была сплошь изрыта многочисленными воронками от снарядов и авиационных бомб. Зарытое в землю бетонное сооружение располагалось совсем неподалёку от берега. Из засыпанной грунтом конструкции выглядывала лишь узкая прорезь амбразуры.
– Мужики, там что-то мелькнуло, – удивлённо высказался конопатый Паша. – Ей богу, в дзоте кто-то есть!
– Не болтай ерунды, Рыжик. Там никого не может быть, потому что последний самурай унёс отсюда ноги ещё неделю назад, – заверил Кречетов. – Тебе, как всегда, что-то мерещится.
Красноармейцы приподняли головы, потом уселись, некоторые встали, все начали всматриваться в амбразуру.
– Ни черта не видно отсюда, отсвечивает, – чертыхнулся Жириков и направился к дзоту. За ним потянулось ещё пять любопытствующих человек. Кречетов плюнул презрительно вслед и не сдвинулся с места.
Когда красноармейцы были уже на подступе к дзоту, из амбразуры неожиданно брызнула пулемётная очередь. Все шестеро замертво повалились на землю.
Оставшиеся на берегу красноармейцы от внезапности не сразу сообразили, что же произошло у дзота. Они с недоумением вскочили с земли, вместо того, чтобы сразу залечь, и в состоянии шока смотрели туда, где только что шагали их товарищи. Этих секунд было достаточно пулемётчику, чтобы перенести огонь на них.
– Ложись! – крикнул Кацапов, и первый распластался на песке.
За ним попадали на песок все остальные. Несколько человек, казалось, не услышали его отчаянного крика. Они, взмахнув руками, вдруг странно изогнулись и стояли в этой нелепой позе несколько секунд, пытаясь повернуться на крик. Потом их ноги подломились, они упали, уткнувшись лицом в песок и больше не двигались.
– Гриня, ты живой?! – окликнул друга Александр, когда смолкли выстрелы.
– Пока живой, – помедлив, ответил Надеждин. – Только надолго ли, черт возьми? Вокруг ни камня, ни деревца, даже голову некуда уткнуть. Да и голые ж… пускают солнечных зайчиков, не хуже зеркал.
– Главное, мужики, не шевелиться, надо прикинуться убитыми, – посоветовал Кацапов, лёжа вниз лицом и не подавая признаков жизни. – Пусть самурай думает, что прикончил всех, до единого.
– Он и так уже всех расстрелял, – послышался в стороне голос Тимохи Узкова, земляка Кацапова.
– Неужели только мы втроём задержались на этом свете? – не поверил Надеждин, и громко спросил:
– Эй, есть ещё кто живой?
– Я живой, – отозвался Ришат Гамзуллин.
– А чего молчал?
– Вас слушал.
Больше никто не отозвался. Красноармейцы лежали, боясь пошевелиться. Каждый из них лихорадочно соображал, что можно предпринять в сложившейся ситуации. Все они были безоружны и беспомощны, и хорошо понимали: стоит только чуть шевельнуться, как японский пулемётчик тут же добьёт оживший «труп». Но и лежать десять часов под палящим солнцем в ожидании ночи было бы предосудительным решением. Солнце за это время не пощадит никого из них. Кожа уже через пару часов вздуется пузырями, а голову хватит тепловой удар.
– Что будем делать, мужики? – подал голос Узков. – У кого какие соображения?
– Ждать надо, Тимоха, ждать, – с уверенностью сказал Надеждин. – Думаю, взводный нас уже потерял. А может, и стрельбу кто-нибудь слышал. Может, сейчас Хорошенин уже пялится на нас в бинокль, изучает обстановку.
– Ну, допустим, увидел он нас дохлыми, и что? – спросил Узков. – Не направит же сразу брать дзот голыми руками? Это осиное гнездо можно только с воздуха разворотить, здесь даже пушка бессильна.
– Правильно мыслишь, Тимоха, – вступил в разговор Кацапов. – Никто самолёт в ближайшее время сюда не направит. Сами вляпались – самим и выбираться надо.
– А как? – в отчаянии спросил Григорий.
– Подождать надо ещё чуток, пусть притупится внимание самурая. Он, может, даже пожрать сейчас надумает, отвлечётся, – время-то обеденное. А мы вскочим все разом и – броском к воде.
Несколько минут царило полное молчание, все переваривали предложение Кацапова. Неожиданно послышался глухой стон, стало понятно, что среди убитых лежит раненый красноармеец.
– Вот тебе бабушка и юрьев день! – вслух удивился Надеждин. – Этого ещё нам не хватало.
– Лежать! – скомандовал Кацапов. – Мы ему ничем не поможем.
– Как? Бросить раненого товарища? – возмутился Григорий. – Ты что говоришь, Сано?
– Лежать говорю! – рыкнул Александр. – Не двигайся!
Прошла ещё минута, раненый вновь застонал.
– Надо хоть взглянуть, кто это, и куда его ранило, – не соглашался Надеждин и стал медленно, по сантиметру, поворачивать голову в направлении доносившегося стона. Пулемётчик не стрелял. Надеждин подождал немного и приподнял голову.
– Это Кречетов, – оповестил Надеждин. – Ранен в голову и в живот, весь в крови.
Раненый сибиряк очнулся и начал подниматься на колени.
– Кречетов, лежи! – успел крикнуть Григорий. В этот момент из дзота полоснула пулемётная очередь и сделала смертельный росчерк на теле Кречетова. Одна шальная пуля на исходе очереди попала Надеждину в лоб.