И чем больше подпоручик думал, тем сильнее утверждался в мысли, что одноглазый Иван Христианович ведет двойную игру, смысл которой, однако, ему, подпоручику Дубравнну, пока ре понятен.
Но игра, несомненно, была двойная и тонкая. Подпоручик уже предвидел, как будет отводить Тирст выставленные против него обвинения.
О загрузке печи непросеянною рудой документа нет. И Тирст станет отрицать, зная, что ему веры будет более, нежели двум–трем мастеровым. Да и осмелятся ли они показывать против управляющего, если дойдет до очной ставки? Что же касается посыла на поиски руд горнового мастера Фомина, то это легко было представить как предусмотрительную заботливость управляющего заводом…
А смерть Часовнтина?..
Подпоручик достал из походной кожаной сумки снятые им копии с листов острожной ведомости и горновой книги.
Против записи о смерти Романа Часовнтина стояла дата: «Мая месяца 5–го дня»; против записи об остановке печи; «Мая месяца 10–го дпя».
«Нет, тут не выкрутишься!» — с необычным для него злорадством подумал подпоручик.
Теперь следовало бы немедля ехать в Иркутск и подробно доложить все главному горному ревизору.
Но уезжать было никак невозможно.
Рыжая Настина коса тугой петлей захлестнула подпоручика. Синие ее глаза мерещились ему и днем и ночью. И не только глаза…
Часами сидя у окна, прохаживаясь но берегу пруда, ворочаясь с боку на бок на неуютной холостяцкой постели, подпоручик вел пространные беседы с Настей. В беседах этих она представлялась то насмешливо задорной, то сосредоточенно задумчивой, то послушно отзывчивой…
Большей частью беседы оканчивались счастливо для подпоручика… Ему удавалось 1убедить ее и заставить поверить глубине и честности его чувства… И она даже соглашалась уехать с ним… Иногда он доходил до того, что решался назвать ее своей женой…
Но встретиться с Настей наяву подпоручику никак не удавалось.
И он твердо решил увидеть Настю до отъезда и высказать ей все то, что он так часто ей уже высказывал…
С утра подпоручик зашел в контору предварить Тирста о своем скором отъезде. Сверх того, хотел подпоручик спросить Тирста прямо, из каких соображений приказал он применить в дело непросеянную руду? Была у подпоручика слабая надежда, что, спрошенный врасплох, Иван Христианович не догадается отрицать, а попытается объяснять.
В приемной писец сказал подпоручику, что у Тирста сейчас полицейский прпстав Семей Семенович Пакудпп.
Подпоручик усмехнулся, вспомнив, что за глаза пристава именовали Паскудиным, и остановился в раздумье. Хотелось переговорить с управляющим с глазу на глаз, на тот случай, если впоследствии Тирст попытается извратить суть и смысл разговора, чтобы не было у него под руками послушного свидетеля.
И подпоручик решил пройтись по слободке. Может быть, случай приготовит ему долгожданную встречу…
Если бы подпоручик знал, о чем шел разговор в кабинете Тирста, то, конечно, не преминул бы зайти.
— Принесли, Семен Семенович? — спросил Тирст у пристава.
Пристав трубно высморкался в огромный клетчатый платок, поправил на обе стороны пушистые светлые усы и только после этого ответил:
— Принес, Иван Христианович.
— Этой ведомостью интересовался подпоручик Дувра вин?
— Этой самою, Иван Христианович.
Ну–с, посмотрим, — сказал Тирст, раскрывая принесенную приставом толстую тетрадь в плотном матерчатом переплете, — Так… так… Роман Чаеовитин… проставил–оя мая месяца пятого дня… так… а следующая запись… того же месяца девятнадцатого дня… так… Вашей рукою, Семен Семеныч, записи сии сделаны?
— Никому не препоручаю.
— Очень хорошо, что не препоручаете. Вы единицу как пишете? А впрочем, садитесь на мое место, — сказал Тирст, вставая из-за стола.
— Хлопотно, Иван Христиановпч, — засмеялся пристав, усаживаясь в скрипнувшее под ним кресло.
— Вот здесь надобно поставить единицу, — сказал Тирст. — Какое тогда будет число?
— Мая месяца пятнадцатого дня, — прочитал пристав и осторожно подул на непросохшую единицу.
— Очень хорошо, — сказал Тирст.
— А в чем дело, Иван Христиановпч? — полюбопытствовал пристав, дождавшись, когда единица просохнет.
— Пусть оный Роман Часовитин проживет на десять дней долее. Так будет лучше.
— Кому? Роману Часовнтину? — И пристав закатился было веселым хохотом, но, взглянув на строго поджатые губы Тирста, оборвал свой неуместный смех. — Еще какие будут приказания, Иван Христиановпч?
— Благодарю вас. Других надобностей не имею.
Вечером того же дня отец Амвросий сделал исправление в церковной книге. Роман Часовитин был похоронен не седьмого, а семнадцатого мая.
Ноги сами привели подпоручика в Косой проулок. Не первый раз проходил он мимо Настиного жилища, но не мог привыкнуть к его убогому виду.