Каторжанин

– Увы, не знаю, Александр Христианович. Ни отец, ни я никогда скрывали, что безвозмездно лечим местных жителей, чем частенько вызывали недовольство властей. Как раз они и выжили нас в глушь. Я не удивлюсь, если и японцы уже чем-то недовольны. Отчего-то люди, которые помогают аборигенам, вызывают у всех только крайнюю неприязнь.

– Это весьма прискорбно, – со слегка притворным возмущением отметил я. – Но в любом случае оставаться вам здесь больше нельзя. Может так случиться, что следующий японский отряд уже в пути.

– Исключено, – категорически отрезала Майя. – У Сами сильное кровотечение, дорога попросту убьет ее. Так что не раньше чем через неделю. Не переживайте, меня заранее предупредят. Я вам уже говорила.

Я попробовал настаивать, но она осталась непреклонна. Черт бы побрал женское упрямство! Видите ли, айнка может помереть, а то, что япошки припрутся сюда явно не просто поздороваться, ее абсолютно не волнует. Ну что тут скажешь! Мне самому уходить рано, да и сестер как-то не по-человечески бросать. Остается только надеяться, что туземцы действительно не прохлопают косоглазых.

Следующие три дня прошли мирно и спокойно. Айны никуда не ушли, так как роженица – а она оказалась внучкой старосты, – все еще оставалась очень слабой. Я потихоньку восстанавливался, даже начал гулять по лесу. Заодно пристрелял под себя одну из японских винтовок.

Отношение Майи ко мне ничуть не изменилось, она держалась все так же нейтрально-настороженно, а вот с Мадиной я крепко сдружился и даже немного научился ее языку жестов. Как раз от нее удалось узнать, каким образом сестры оказались на Сахалине. Оказывается, их отец приехал сюда к жене-каторжанке, а после ее смерти так здесь и остался. Впрочем, подробности все равно остались неизвестны – девочка не очень охотно общалась на эту тему, а я не настаивал.

А на исходе третьего дня, после того как Майя наконец сняла с моей раны швы, возле заимки появился взмыленный туземец и пояснил, что сюда идет крупный отряд японцев и они уже в нескольких часах пути от нас.

Как чувствовал, что прохлопают…

– Сколько их? – сгоряча гаркнул я на аборигена.

Тот испуганно дернулся и принялся растопыривать пальцы.

– Двадцать, еще один на лошади и проводник, но он гиляк, – перевела Майя. – Айны считают только двадцатками.

– Да хоть тридцатками! Почему так поздно предупредили?

Майя слегка смутилась.

– Гиляк провел японцев коротким путем, откуда не ожидали.

– Понятно. Собирайтесь.

– Но… – Она нахмурилась. – Сами еще…

– Если здесь появятся японцы, то умрут все, в том числе и Сами. Выбор небогатый. Сколько вам надо времени?

– Часа два. Мы уже начали собирать необходимое, но…

– Святые угодники… – Я хотел ругнуться, но сдержался.

Ну и что делать? На носу ночь, японцы остановятся ночевать, но и мы в темное время не можем отправляться в дорогу. Понятное дело, рано утром снимемся, но будем тащиться с черепашьей скоростью из-за больной, отчего преимущество во времени быстро растает и япошки нас догонят. Запутать следы тоже не получится, с косоглазыми проводник-гиляк, который читает тайгу, как я газету. Остается только…

Глава 4

– Остается только… – Я запнулся, отошел в сторону, присел на заросший мхом валун около конюшни и лишь тогда завершил фразу: – Атаковать первым…

Отчаянно захотелось залить в глотку чего-то крепкого, но ничего, кроме японского пойла, в наличии не имелось, поэтому пришлось поумерить желание – еще не хватало глотать эту вонючую дрянь.

Ладно, обойдусь, пока не найду арманьяка. Н-да… И откуда такие замашки? Ведь сроду не пивал, только слышал. Не иначе опять что-то из подсознания лезет. Ну и черт с ним, не о том голова болит.

Итак, как я уже говорил, выбор у меня невелик. Разумеется, бросать своих в беде, особенно женщин, – последнее дело. Но если отставить в сторону пафос и лирику, получается, что я сейчас привязан к сестрам, как младенец пуповиной – к матери. Деваться мне некуда; где искать партизан, я абсолютно не знаю, а отправляться в свободное плавание с минимумом снаряжения и незалеченной раной – это полный идиотизм. То есть только рядом с Майей и Мадиной у меня есть хоть какие-то шансы на выживание. А значит… значит, мне придется беречь их как зеницу ока.

А посему будем пытаться устроить косоглазым карачун. На первый взгляд, точно такое же самоубийство – переть одному на два десятка вооруженных солдат, но это только на первый взгляд.

Во-первых, хорошо устроенная засада может как-то уравнять шансы. Опыт стычек в тайге у меня вроде как есть, и даже неплохой. Хунхузы – отличные учителя, немало крови попортили как в прямом, так и в переносном смысле. А во-вторых, кроме меня есть еще и айны…

Я посмотрел на аборигенов. Все, кроме вождя, помогали собираться Майе и Мадине. Несколько человек увязывали вещи во вьюки и расторопно грузили их на двух лохматых низкорослых лошадок и на оленей. Еще двое быстро сооружали что-то вроде вьючных носилок, видимо, для роженицы.