Каторга

- Каждый день хожу: нет ли беглых? Беглый - стрелять.

Словно на охоту.

Интересен уголок, в котором живет Кононбеков. Идеальной чистоты кровать. Над кроватью лубочные картины: охота на тигра, лев, раздирающий антилопу, сражение японцев с китайцами. Издали - одни красные пятна. Кровь на картинах так и льет ручьем.

- Покупал?

- Покупал. Самые мои любимые картины.

- О чем там толкует Кононбеков с арестантами? - спросил я как-то надзирателя, берущего по десять рублей за "скорую нагрузку".

- О чем ему больше разговаривать! Рассказывает, небось, как он "у себя на Кавказе" убил или как Пащенка застрелил. Больше он ни о чем не говорит. Пустой человек! - махнул рукой практичный надзиратель.

У этого Кононбекова какая-то мания к убийству, к крови.

И под руководством таких-то людей должно совершаться нравственное "возрождение" ссыльных!

В их руках судьба каторги.

- Но чего же смотрят господа сахалинские служащие?

Нужно прежде всего знать, из кого на девять десятых состоит контингент этих служащих.

Самое слово "закон" приводит таких господ в исступление прямо невероятное.

- Закон... - упоминает каторжник.

- А?! Ты бунтовать! - топает ногами служащий.

Нет ничего удивительного, что на Сахалине нет слова более ругательного, чем слово "гуманный".

Мы беседовали как-то с одним сахалинским землемером об одном из докторов.

- Гуманный человек! - отозвался землемер.

- Вот, вот! - обрадовался я, что нашел единомышленника. - Не правда ли, именно гуманный человек!

- Верно! Гуманный. Гуманничает только. А нешто с каторгой так можно? Вообще не человек, а дрянь!

Мы говорили на разных языках.

Гуманничает! - это слово звучит полупрезрением, полуобвинением в том, что человек "распускает каторгу", и для сахалинского служащего нет обвинения страшнее, как то, что он "Гуманничает".

- Откуда они взяли, будто я какой-то "гуманный"! - оправдываются эти добрые люди.

Бестужев, о котором я рассказывал в "свободных людях Сахалина", был первым служащим, с которым я столкнулся на Сахалине. Последним из служащих, с которым мне пришлось столкнуться при отъезде с Сахалина, был господин П. Ко мне явилась его жена.

- Похлопочите, чтоб и нас взяли во Владивосток на японском пароходе.

- А вы разве уезжаете?

- Мужа выгнали со службы.

- За что?

- Глупость сделал.

- А именно?

- Над девочкой сделал насилие. Теперь подозревается.

О высоте нравственных понятий этих господ можете судить хотя бы по следующему случаю. Одно официальное лицо, посетившее Сахалин, осматривало карцеры Александровской тюрьмы.

- Ты за что наказан? - обратился он к одному из сидевших по темным карцерам.

- За отказ быть палачом.

- Верно? - спросило лицо у сопровождавшего его помощника начальника тюрьмы.

- Так точно-с. Верно. Я приказал ему исполнять обязанности палача, а он ослушался, не захотел.

"Лицо", известное и в науке своими просвещенными и гуманными взглядами, конечно, не могло прийти в себя от изумления.

- Как? Вы наказываете человека за то, что он проявил хорошие наклонности? Не захотел быть палачом? Да понимаете ли вы, что вы делаете?!

Понимают ли они, что они делают!

Продрогший, иззябший, я однажды поздно вечером вернулся к себе домой в посту Корсаковском.

- Рюмку водки бы! Погреться.

- Водки нет! - отвечала моя квартирная хозяйка, ссыльно-каторжная. Но можно купить.

- Где же теперь достанешь? "Фонд" заперт.

- А можно достать у...

Она назвала фамилию одного из служащих.

- Да неужто он торгует водкой?

- Не он, а его лакей Маметка, из каторжан. Да это все равно: Маметка от него торгует.

На Сахалине ни одному слову не следует верить. Во всем нужно убедиться своими глазами. Я надел арестантский халат и шапку и вместе с поселенцем, работником моих хозяев, отправился за водкой.

Мы подошли к дому служащего. Поселенец постучал в окно условным образом. Дверь отворилась, и показался татарин Маметка.

- Чего нужно?

- Водочки бы.

- А это кто? - спросил Маметка, разглядев мою фигуру.

- Товарищ мой.

Маметка, рассмотрев в темноте длинный арестантский халат и шапку блином, успокоился.

- Сейчас!

Он вынес бутылку водки.

- Два целковых.

Водка оказалась отвратительной, разбавленным водой спиртом.

На следующий день я сделал визит этому служащему, очень много расспрашивал его о житье-бытье, попросил показать квартиру и в спальне увидел целую батарею таких же точно бутылок, как я купил накануне!

- Однако, вы живете с запасцем! - улыбнулся я.

- Да, знаете! Приятели иногда заходят. Держу на всякий случай.

Через год этот служащий был уволен со службы, и именно за продажу водки поселенцам и каторге: при проверке книг "фонда", - а, кроме лавки казенного "колонизационного фонда", спирта на Сахалине купить негде, оказалось, что этот служащий забирает спирту столько, что на этом спирту можно бы вскипятить целую реку!

- Конечно, сахалинские мастерские, это - одна "затея"! Но знаете, при желании, и они недурно работать могут. Видели коляску у Х.? Обратите внимание на обстановку у У. Все - работа сахалинских мастерских! говорили мне еще во Владивостоке.