Каторга

В заливе же Терпения Оболмасову показалось, что он заехал в совсем чужую, незнакомую страну. На целых триста верст вдоль побережья тянулись камышовые бараки, магазины и амбары, мастерские и сетесушилки, деловые конторы и бухгалтерии японских фирм, а возле причалов море неустанно раскачивало флотилии кораблей. Здесь всюду слышались песни японских рыбаков; гигантские котлы, подобно вулканам, извергали в облаках пара нестерпимое зловоние тука. А вечером все японцы парились в бочках с горячей водой, из бочек торчали их довольные лица.

Вот он, тук! Тук, тук, тук, только тук…

Казалось, Сахалин уже завоеван этими пришельцами.

7. Время отпусков

Удивительная была эта последняя мирная осень – теплая и сухая, в сентябре даже листья не пожелтели на Северном Сахалине, а горы Пиленгского перевала по-прежнему дымились пожарами.

– На вашем месте, – сказал Кушелев, – я в этом году пренебрег бы отпуском. Время для Сахалина тревожное.

– Какой отпуск! – горячо возразил Ляпишев. – На этот раз я с материка не вернусь, подам в отставку. – Хватит! Проведу собеседование с офицерами гарнизона и… уеду.

Ради совещания в Александровск заранее прибыли – кто морем, кто верхом, а кто на телегах – офицеры из Рыковского, из Аркова, с Онора, даже из дальнего Корсаковска. Зал офицерского собрания наполнился гулом голосов, скрипением кожаных портупей, брюзжанием пожилых обер-офицеров и тихими смешками юных поручиков. Быков был рад встретить своего давнего приятеля Юлиана Гротто-Слепиковского, служившего на юге острова в чине капитана.

– Интересно, что скажет сегодня Ляпишев?

– Да ничего не скажет, – ответил Быков. – Михаил Николаевич недурной человек, но не дай-то бог, если когда-нибудь ему придется командовать людьми… всех погубит!

– Неужели всех нас? – засмеялся Гротто-Слепиковский.

– И себя в первую очередь, – добавил Быков.

Громыхая длинными лавками, все встали, когда на просцениум собрания поднялся сам губернатор. Но тут же явился полковник Тулупьев, неся стул, который водрузил подле кресла Ляпишева, и расселся, оглядывая зал с видом триумфатора.

– Господа! – начал губернатор. – Во время визита министра Куропаткина мы вкратце обсудили вопрос касательно обороны острова. По совету Линевича, в стратегических талантах которого никто не сомневается, мною продуман вариант обороны наших главных административных центров – Александровска и Корсаковска. Однако, что мы имеем в наличии, господа?

Он сказал, что на севере Сахалина наберется тысяча сто шестьдесят человек, а для защиты Корсаковского округа едва триста тридцать человек.

– Вы сами понимаете, что с такими ничтожными резервами невозможно оградить всю территорию острова, даже если привлечь к обороне наличный состав тюремного ведомства. После такого печального пролога я рад открыть свободные прения…

Тулупьев мог бы и помолчать, но желание показать офицерам свою близость к губернатору было слишком велико.

– Мне кажется, – солидно прокашлявшись, сказал он, – план в основе безупречен, и мы, не сомневаясь в стратегических талантах Линевича, выразим нашему военному губернатору полное доверие к его способностям не только превосходного администратора, но и… отличного тактика!

– Болтовня, – не выдержал Быков.

– Терпи, – тихо ответил Гротто-Слепиковский.

За первым полковником выступил второй – Болдырев, которому было обидно, что он остался сидеть на лавке, и по этой причине Болдырев решил побыть в роли лидера оппозиции.

– О каком отпоре врагу тут говорили? При наших четырех пушках, без единого пулемета… много ли мы навоюем? Сейчас надо требовать с материка вооружение и резервы, а уж потом можно рассуждать о планах… несомненно талантливых!

Тут пожелал выступить капитан Таиров, которого Быков недолюбливал за его пристрастие к банальному фразерству. На этот раз, вульгарно разбранив Японию и всех японцев, Таиров закончил свою речь официальным афоризмом:

– Пусть попробуют! Мы, наследники славы Суворова и Кутузова, не уступим врагу ни единой пяди своей земли.

– Дельно, капитан, дельно, – одобрил его Тулупьев.

Гротто-Слепиковский пытался удержать Быкова:

– Не лезь хоть ты в эту говорильню.

– Нет, я должен сказать! – Валерий Павлович встал и, подтянув шашку на поясе, заговорил о насущном: – По моему мнению, никакие планы, даже согласованные с министром, не могут превратить Сахалин в неприступный Карфаген. Оборона острова возле Александровска и Корсаковска заранее обречена на неудачу, ибо с моря мы не будем иметь никакой поддержки. Отнюдь я не утверждаю, что борьба с противником невозможна. Она возможна даже с малыми силами, но лишь партизанскими методами!

Послышался оскорбительный смех обер-офицеров:

– Быкову захотелось славы Дениса Давыдова! Но партизанщина давно сделалась дедовским анахронизмом…

Ляпишев велел не мешать Быкову говорить:

– Но прежде я сам желаю спросить вас: как же вы рассчитываете вести партизанскую борьбу, если войска гарнизона обязаны остаться частями регулярной армии, а населения не хватит, чтобы устроить самураям подобие двенадцатого года?