Катешизис

— Да что вы все, сговорились?! – разозлился я - На работе, к твоему сведению, не пью!

Лиза смотрела на меня, слегка прищурившись.

— Ну, молодец, молодец, успокойся. Просто иногда, тошно видеть, как ты опускаешься.

— Ну да, я опускаюсь. Ты сама-то на кого похожа?

— Эдик, Эдик, - укоризненно покачала она головой, - натворил ты дел… - вдруг сменила тему. - У нас теперь фирменный грог есть. «Мураками» называется. Специально for you. – Она кивнула на книжку, которую я держал у себя на коленях, опасаясь, что на столе она обязательно испачкается.

Лиза махнула рукой. Вновь подошла Лена. Я видел, как она избегает встречаться со мной взглядом.

— Леночка, - заговорила хозяйка заведения, - принеси нам «Мураками», один, - через секунду добавила, - и две чашки, - я тоже выпью.

Молча кивнув, Лена ушла..

Надо же, думал я, у меня здесь есть сын… Ренат… И падчерица Рената… Дочь Михалкина… И женат я на бывшей супруге Михалкина… Евгении… Она не совсем здорова… Терпеть меня не может… Почему-то живёт… С Леной мы в разводе… Я сам в этом виноват, как сказала Лиза… БАБАВЕДЬМАЛИЗА…

— У моего сына есть отчим? – спросил я.

Лиза словно не слышала моего вопроса. Похожая на торговку семечками, она дымила очередной сигаретой, зажав её между большим и средним пальцами.

— У неё кто-то есть? - мотнул я головой.

— У кого? - услышала меня женщина.

— У Лены - у кого, у кого.

— Да нет, сколько раз тебе говорить. Тебя, дурака, любит. Но, - она затушила окурок, - никогда не простит.

— Что? Чего не простит?

— Знаешь, я бы тоже, наверное, не простила. Хотя, - подумала она, время проходит, и обиды вместе с ним. Не все, конечно, но многие. Ты же тогда трусость свою проявил. Сына предал.

— Сына? Предал? – переспросил я, готовясь к ужасному.

— Ну да, а как же ещё это назвать, как не предательство. Негоже пьяным за руль было садиться. Девочку сбил. И ведь после аварии тебе ничего, а ребёнку печень пересаживали, - пожала она плечами, не глядя в мою сторону.

— Понятно, что ты у Михалкина жену взял из благодарности, за то, что судье твоему и адвокатам забашлял, чтобы тебе срок условный дали. Он от Женьки своей полоумной давно хотел избавиться, но, из благородства, в руки добрые пристроить, а не в дом для умалишённых сдавать. Вот тебя болвана и нашёл. А ты лучше бы тогда поднапрягся, да, не в запой уходил, а рядом с женой был и сыном.

— Какой ужас! – вскрикнул я.

— Слушай, Эдик, ты точно не в своём уме.

— Что ты рассказываешь? Такое разве может быть?

— Ой, - поморщилась она, - Эдик я понимаю, что тебя совесть заела. Но весь город знает, что Михалкин тебе ультиматум поставил, если тебя не посадят, то ты сына и Лену свою бросишь. Будешь Михалкина жену и дочь воспитывать.

— А я мог поступить иначе? – оправдывался я не за себя, а за того, другого Эдика.

— Мог. Думаю, мог, – ответила Лиза. – Он ведь подлость тебе предлагал. Человека в тебе не видел. А ты с ним и согласился.

— Что же мне нужно было сделать? – развёл я руками.

— Да, что угодно. В конце концов, можно было, получить своё и от глупого договора отказаться. Так нет же, благородство и честность превыше всего, сказал ты Ленке, дурак. И сына без отца оставил, и сам маешься. А всё из-за глупости твоей, из-за желания честным быть. А в чём она, честность-то? Когда сам на заклание идёшь, как баран. Я думаю так, если обман нужен для благополучия дорогих тебе людей, то цель оправдывает средства. Хотя может быть ты просто боялся, что дело пересмотрят и тебя посадят. Может и так, - раздумывала Лиза.

— Но ведь не поздно всё исправить? – напрягся я.

— Эх, чудак ты Эдик. Ты же знаешь свою бывшую жену, - махнула рукой Лиза.

Сумасшедший мир. Неужели я, какой бы не был, мог так поступить. Бросить сына взамен на собственное благополучие?

— Ладно, не мучайся, - взяла меня за руку Лиза, - кто мы такие, чтобы тебя осуждать. Ты сам себе судья.

Уже не Лена принесла «Мураками». Фарфоровый чайничек и две чашки бирюзового цвета. Коричневые пятнышки на неровной поверхности создавали эффект старинности посуды.

— Можно поухаживать? - Лиза взяла чайничек и налила мне в чашку прозрачную, желтоватого оттенка, жидкость.

Я обнял чашку ладонью. Тёплая. Вдохнул запах. Ароматное.

— А где Лена?

— Лена ушла, - пригубила женщина содержимое своей чашки.

Я достал из кармана деньги, протянул двести долларов.

— Отдай ей, пусть Ренату что купит.

— Да она не возьмёт, сам знаешь. Чувствуешь запах? Здесь айва.

— Да, я заметил. Ну, отдай, словно от себя. Словно премия, что ли.

— Она не поймёт, конечно, дура ведь, да?

Я поморщился.

— Ладно, попробую, - она взяла деньги.

— Вкусный грог, здесь белое сливовое вино, немного корицы, айва, и что-то ещё… трудно понять.

— Почти угадал, - невесело улыбнулась женщина. – Знаешь, это Ленка предложила так назвать грог.

— Она любительница Мураками? – Так и хотелось спросить, «а кто это?».

— Она любительница тебя, дурак. А ты - любитель Мураками.

Я хотел, было ответить, что никогда его не читал, но осёкся.

— Ей ведь не нравится, что я пью.

— Не нравиться, но ведь твоя грусть всегда с тобой?

Что творится!?

— Ты о моей татуировке? О ней весь город знает?